Россия и Запад на качелях истории. От Павла I до Александра II - читать онлайн книгу. Автор: Петр Романов cтр.№ 39

На этот раз речь шла о революции, а не о простом желании посадить на престол «своего» монарха. Впервые после Петра Великого не в теории, а на практике ставилась задача коренного переустройства российского общества. Споры о будущем новой России в кругу декабристов шли немалые, поскольку среди них находились как сторонники конституционной монархии, так и убежденные республиканцы, но одно было очевидно всем: старый режим самодержавия себя изжил, России как воздух необходимы радикальные реформы и конституция.

Наконец, принципиально иную роль в заговоре играл и зарубежный фактор. Иностранные фамилии среди декабристов хотя и встречаются, но не на первых ролях. К тому же это все выходцы из давно обрусевших дворянских родов, то есть по существу те же самые русские. Среди главных действующих лиц уже не найти фигур, подобных лекарю Елизаветы Петровны Лестоку, служившему за взятки сразу нескольким европейским дворам. Не было среди вождей декабристов и своего фельдмаршала Миниха, избавившего Россию от Бирона. Ничтожна в истории декабристов даже роль иностранных посольств, участвовавших в прежних русских переворотах весьма активно.

Иностранный фактор в деле декабристов, естественно, присутствовал. Более того, он являлся решающим, однако на этот раз влияние носило уже принципиально иной, чем прежде, не прямой, а опосредованный характер. Что закономерно. Декабризм – не дворцовая интрига на иностранные деньги, а патриотическое движение, возникшее как результат объективного и критического сравнительного анализа положения дел в Европе и у себя дома. И вывод оказался не в пользу России.

Иначе говоря, нить между декабризмом и Наполеоновскими войнами прямая, и тянется она все дальше и дальше. Надо только уметь ее видеть. Редко соглашаюсь с Лениным, но трудно оспорить его известный тезис, что декабристы разбудили Герцена. У поэта Наума Коржавина есть ироничная, но, в общем-то, верная «Баллада об историческом недосыпе»:

Ну, а дальше, как известно, Герцен своим «Колоколом» разбудил теоретика Чернышевского, который тут же начал звать Русь к топору, чем потревожил сон уже не теоретика, а «практика», боевика Желябова. Желябов воодушевил террористку Перовскую, и т. д.

В общих чертах все точно, вот только не сказано, что самих декабристов разбудил Наполеон. Вот и судите сами, насколько значительную роль сыграли в нашей истории корсиканец и поход русских на Запад.

Видный декабрист Бестужев-Марлинский, вспоминая о заграничных походах русской армии, утверждал, что «войска от генералов до солдат только и рассуждали: „Как хорошо в чужих землях“». Другой декабрист, итальянец по происхождению, Поджио на допросах честно признавался:

Один из лидеров декабристов Пестель, объясняя свою позицию следователю и доказывая правомерность французской революции, обращал внимание на следующее:

Выводы, сделанные декабристами, повторюсь, оказались не в пользу Российской империи, а потому и заставили их действовать. Слово «действовать» можно считать ключевым для понимания декабризма. Хотя бы потому, что «действие» – это, кажется, самое важное, если не единственное принципиально новое, что привнесли декабристы в общественную жизнь России. Именно они первыми отважились преобразовать оппозиционную мысль в конкретные, радикальные и масштабные политические шаги.

Если говорить об общественной морали, совести и ответственности дворянина перед Россией и ее народом, то все эти вопросы задолго до декабристов уже многократно обсуждались русскими масонами, а итог их дискуссий блистательно сформулирован Радищевым: «Я взглянул окрест меня – душа моя страданиями человечества уязвлена стала».

Если иметь в виду конституционные проекты декабристов (наиболее известные и разработанные из них: «Конституция» Никиты Муравьева и «Русская правда» Павла Пестеля), то они с правовой точки зрения проигрывают в сравнении с дотошными разработками тех же вопросов Михаилом Сперанским, он лучше любого из членов тайных обществ изучил передовой по тем временам западный опыт государственного строительства. Недаром именно Сперанского декабристы прочили в члены своего правительства.

Хотя, конечно, радикальная «Русская правда», написанная «директором» Южного тайного общества Пестелем, жестким республиканцем, существенно отличалась от умеренных политических конструкций Сперанского. Тому никогда не могла бы прийти в голову идея в борьбе за общественную и личную свободу сделать ставку на уничтожение царской семьи, террор и 15-летнюю жандармскую диктатуру Временного правительства. Революционер Пестель предлагал расширить жандармский корпус до ста с лишним тысяч человек, что приблизительно в тридцать раз больше, чем в годы правления контрреволюционера Николая I.

Тому же Пестелю принадлежала идея с помощью революционного жандарма насильно слить воедино не только различные сословия, но и все национальности: «Все различные племена, составляющие Российское государство, признаются русскими и, слагая свои различные названия, составляют один народ русский».

В таком случае, считал декабрист, Россия будет иметь желанный вид «Единородства, Единообразия и Единомыслия».

Наконец, сам Пестель считал, что установление конституционного режима в России станет возможным только тогда, когда воспоминание о царизме изгладится из народной памяти полностью. А это, как легко догадаться, немалый срок. Некоторые не без оснований называют Пестеля русским Робеспьером.

Ближайший последователь декабристов Герцен подметил, что Пестель стал в России «социалистом прежде, чем появился социализм». В результате «Русская правда» осталась лишь личным проектом полковника Пестеля, так и не став программным документом декабристов, о чем сожалели в своих книгах и диссертациях многие советские историки.

Экстремальный, почти сталинский по духу, вариант Пестеля для подавляющего большинства аристократических заговорщиков, настроенных на возвышенный лад, готовых к самопожертвованию, а не к террору, был настолько же неприемлем, насколько неуместен разговор о каннибализме в кругу изысканных гурманов.

Другое дело, что на пестелевскую тропу декабристов легко могла толкнуть сама логика революционной борьбы. В чем-то полковник Пестель смотрел на жизнь и политику куда более трезво, чем его романтические соратники. Он твердо знал, что белые офицерские перчатки в ходе революционной борьбы придется замарать.