«Говорят… что самая земля, если смотреть на нее сверху, походит на двенадцатигранный кожаный мяч, раскрашенный цветами, образчики которых суть краски, используемые живописцами; только там из подобных, даже из гораздо более прекрасных и чистейших красок состоит вся земля. Там иная ее часть пурпурная, красоты удивительной, иная — златовидная, а иная так бела, что белее гипса и снега. Есть на ней и другие цвета, причем в гораздо большем количестве и превосходнее тех, которые мы видим. Да и самые эти впадины ее, полные воды и воздуха, блистают какою-то пестротой цветов, так что в единстве ее вида является непрерывное разнообразие.
Если же земля такова, то таковы же на ней и растения, то есть деревья, цветы, плоды; таковы же на ней и горы, по своей гладкости, прозрачности, отличному цвету, и самые камни, — и их-то частицы суть любимые у нас камешки: сердолик, яспис, смарагд и другие подобные. Там нет ничего, что было бы хуже их, напротив, все гораздо лучше, — и причина в том, что эти камни чисты, не изъедены и не повреждены, как здешние, гнилью, солью и всем, что сюда стекается и сообщает безобразие и болезни камням, животным и растениям.
Украшаясь всем этим, та земля украшена еще золотом, серебром и иными подобными вещами. Там рождается очень много всего этого, в больших массах и по всей земле, отчего она представляет собой зрелище, достойное блаженных созерцателей.
На той земле есть и множество прочих животных, есть и люди, из которых одни обитают в средиземье, другие — около воздуха, как мы — вокруг моря, а иные — на островах, лежащих близ твердой земли и окруженных воздухом. Одним словом, то, что у нас вода и море для нашего употребления, то у них воздух, а что у нас воздух — то у них эфир. Времена же года так уравновешены, что те люди не подвергаются болезням, живут гораздо дольше, чем здешние, и во столько выше нас зрением, слухом, обонянием и прочими чувствами, во сколько раз воздух чище воды, а эфир — воздуха. Есть у них там также святыни и храмы богов. И в этих храмах действительно обитают боги, случаются божественные откровения, предсказания, видения и общение людей с богами. А Солнце, Луну и звезды они видят в самой их природе и, сообразно с этим, наслаждаются всяким другим блаженством.
Таково-то все на той земле и около той земли!..»
Наш человеческий род живет во впадинах этого двенадцатигранника,
[41] подобно обитателям морского дна, считающим море небом. Мы полагаем, «будто живем на поверхности, воздух называем небом и представляем, что звезды текут именно по этому небу…».
Это место в «Федоне» не один раз привлекало внимание тех ученых, которые стремились доказать, что рассказ об Атлантиде — всего лишь мифологическое продолжение платоновских рассуждений об утопическом государственном устройстве. Обитателей «подлинной земли» они сравнивают с атлантами и обнаруживают параллель между рассуждениями о том, что Европа, Азия и Ливия представляют собой остров, окаймленный морями и материком, в свою очередь охватывающим Атлантику, и словами Сократа о подлинной земле и впадинах в ней, заселенных родом человеческим.
Надуманность такого толкования очевидна. В «Федоне» Сократ создает не горизонтальную, географическую модель мироздания, а вертикальную, так сказать религиозную. Мысль его проста: человек думает, что та реальность, которую он созерцает, и есть истинная реальность. Он даже не пытается вообразить, что может быть другой «туннель реальности», более широкий горизонт знания и самого существования. Не обладающий знанием человек подобен морскому полипу, прикрепившемуся ко дну; знающий же способен увидеть землю не из впадины, а с самых возвышенных ее частей: увидеть всю землю.
К тому же атланты «Крития» вовсе не подобны тем людям, о которых говорится в «Федоне». Они совсем не идеальны и не отдалены от нашей реальности. Атлантида — это огромное древнее государство, чьи жители обладали какое-то время большим объемом знания, чем современные Платону греки, однако вовсе не пребывали в ином измерении.
Люди же, населяющие вершины земли, согласно «Федону», являются существами иного плана, чем мы с вами; задача философа, по Сократу, — приблизиться к ним, то есть изменить свой «туннель реальности», раздвинуть границы своего существования.
Тем не менее сам облик метафоры, использованной Платоном, может-таки иметь отношение к Атлантиде, но куда более простое, не надуманное. Информация о материке, лежавшем по ту сторону Геракловых столпов, которой обладал Платон, привела его к убеждению, что большинство греков, считающих Средиземноморье пупом земли, подобны обитателям болотца,
[42] полагающим свое жилище единственным и наилучшим из возможных. Узость их географического кругозора вызвала желание преподать урок — но не «физической географии», а «метафизической». Что Платон и сделал, наглядно показав ограниченность представлений большинства людей о мире.
Уже в античности сформировались противоположные точки зрения на существование Атлантиды. Аристотель не верил в рассказ своего учителя. Не верил в погружение огромных территорий в Атлантике и географ Страбон, издевавшийся в своей «Географии» над философом-стоиком Посидонием, признававшим авторитет Платона в этом вопросе.
Зато подавляющее большинство платоников были убеждены в истинности рассказа основателя своей школы. Позднеантичный философ и ученый Прокл писал: «Война атлантов и афинян должна пониматься так, чтобы мы не отрицали реальность рассказанного Солоном, — наоборот, все ведь соглашаются, что она имела место (курсив наш. — СР.)». Особенный интерес к землям за Геракловыми столпами просыпается в эпоху расцвета языческой Римской империи: греческие, римские ученые постепенно получают доступ к ближневосточным свидетельствам (вернее — к их остаткам, чаще всего завуалированным под древние мифы) о контактах с цивилизациями, находящимися на западе, и начинают рассказывать странные вещи…
Глава 2
Античные свидетельства
Огигия
В начале II века н. э. знаменитый греческий писатель, философ, энциклопедист Плутарх из Херонеи создал относительно небольшой трактат под названием «О лике, видимом на Луне». Многие его современники считали, что во время полнолуния на Луне проявляются некие священные изображения. Плутарх пытался выяснить, чем это вызвано и начертано ли в действительности что-либо на лике ночного светила.
Совершая экскурсы в мифологию, астрономию, географию, Плутарх сообщает массу любопытной информации. Однако более всего нам интересна речь, завершающая трактат, которую произносит римлянин, носящий знаменитое имя Сулла. Речь Суллы важна не только потому, что она подытоживает все предыдущие рассуждения. Придавая своим словам еще больший вес, оратор утверждает, что ему не принадлежит ничего из сказанного, что он вещает от лица таинственного пришельца с материка, лежащего за Атлантическим океаном.