Радость познания - читать онлайн книгу. Автор: Ричард Фейнман cтр.№ 44

Научное мировоззрение — великая ценность. Можно бесконечно восхищаться красотой мироздания. Я постоянно испытываю удивление перед сущностью мира, о котором я вам напоминал, — все вокруг движется потому, что солнце светит — очень глубокая идея, очень странная и удивительная. (Тем не менее не все движется благодаря солнечному свету. Земля вращается независимо от солнечного света, получены новые источники на земле — ядерные реакции. Возможно, вулканы представляют источники энергии, отличные от солнечного света.)

Изучая науку, видишь, какой разный наш мир. Деревья, например, созданы в первую очередь из воздуха. Сгорая, они превращаются в воздух, и в их жарком тепле реализуется огненное тепло солнца, которое связано с превращением воздуха в деревья, а в пепле содержится небольшой остаток, который рождается не из воздуха, а из твердой земли.

Существуют красивейшие явления, в науке их невероятное множество. Они действуют ошеломляюще — их можно использовать, чтобы привлечь к науке других людей.

Еще одно качество науки — она учит ценить рациональное мышление, а наряду с ним и свободу мысли. Сомнение в правильности полученных уроков приводит к очевидному позитивному результату. Вы должны отличать — особенно при обучении — науку, следующую из формальных форм или процедур, которые иногда используются в научных разработках. Легко сказать: «Мы описываем эксперимент, наблюдаем и делаем то и это». Вы точно можете скопировать форму. Но великие святыни рассыпались благодаря формам, не наполненным прямым содержанием учений ведущих лидеров. То же произойдет, если следовать формальным формам в науке и называть ее наукой — нет, это псевдонаука. Поэтому сегодня мы страдаем от определенного вида тирании многих общественных институтов, находящихся под влиянием псевдонаучных консультантов.

Многие занимаются приобретением знаний — например, люди проводят наблюдения, регистрируют результаты и набирают статистику, но не становятся тем не менее общепризнанными учеными, не получают заслуживающих внимания фактов. Они просто имитируют формальную сторону науки — подобно тому, как на островах Южных морей есть аэродромы, радиовышки, расположенные в безлесной местности, они ожидают приземления больших самолетов. Там даже строят деревянные аэропланы той же формы, которую жители видели у иностранцев, но, как ни странно, они не летают. Результатом такой псевдонаучной имитации является огромное количество экспертов; я думаю, среди вас тоже найдутся эксперты. Может быть, у вас, учителей, которые реально учат детей младшей ступени, будут время от времени появляться сомнения относительно качества экспертов. Учись науке, чтобы сомневаться в компетенции экспертов. Я могу определить науку и другим способом: наука — это вера в невежество экспертов.

Когда кто-то говорит, что наука учит так-то и так-то, он использует неправильные слова. Если вам говорят, что наука утверждает то или это, вы должны спросить: «Откуда наука это знает — как ученые это обнаружили — как, что, где?» Не наука утверждает, а данный эксперимент, данный эффект. И вы будете более чем правы, заслушав результаты экспериментов (но необходимо выслушать все доказательства), чтобы убедиться, откуда следует многократно используемое заключение.

В области, где сложно доказать правильность научных доводов, мы должны опираться на старомодную мудрость и честность. Я пытаюсь вселить в учителей младшей ступени надежду, призвать к некоторой самоуверенности в пределах здравого смысла и апеллирую к вашему природному уму. Эксперты, руководящие вами, могут оказаться не правы.

Возможно, я разрушил систему, и студенты, которые приходят в Калтех, уже не будут так хороши. Думаю, мы живем в век, далекий от науки, когда все средства передачи информации — телевидение, книги и прочее — носят ненаучный характер. Это не значит, что они плохи — они ненаучны. В результате научные изыскания подменяются значительным объемом интеллектуальной тирании.

Человек не бессмертен. Каждое поколение открывает что-то, переходящее из его опыта к другим поколениям, но это что-то должно переходить на основании тонкого баланса между уважением и неуважением. Человеческая раса (мы знаем о болезнях, которым подвержены) не должна совершать тяжелых ошибок в пору своей юности, а должна передавать накопленную мудрость плюс мудрость, которая может оказаться вовсе и не мудростью.

Необходимо учить принимать и отбрасывать прошлое в той степени, в которой оно оставляет замечательные умения. Только наука со всеми ее ответвлениями содержит внутри себя уроки — насколько опасно верить в непогрешимость великих учителей предыдущих поколений.

Итак, продолжайте работать! Спасибо за внимание.

Это удивительное интервью 1979 года, которое Фейнман дал журналу «Omni magazine». Фейнман говорит о том, что он знает и любит больше всего физику и что любит меньше всего философию. («Философы должны научиться смеяться над собой».) Фейнман обсуждает работу, которая принесла ему Нобелевскую премию, квантовую электродинамику (КЭД); далее он останавливается на космологии, кварках и тех «ужасных» бесконечностях, которые портят физические уравнения.

«Я думаю, что создать теорию — это просто замести трудности под ковер, — говорил Ричард Фейнман. — Но я, конечно, в этом не уверен». Это звучит как несколько смягченная критика, высказанная присутствующими в аудитории после спорной работы, представленной на научной конференции. Но Фейнман стоял на трибуне, за эту теорию ему была присуждена Нобелевская премия. Ему задавали вопросы именно по квантовой электродинамике (КЭД), о которой недавно говорили как «о наиболее точной из всех когда-либо разработанных теорий»; почти все расчеты были выверены с точностью до одной миллионной. Когда Ричард Фейнман, Джулиан Швингер и Син-Итиро Томонага независимо разработали КЭД в конце 1940 годов, их коллеги провозгласили ее «величайшей зачисткой»: КЭД разрешила давно существующие проблемы, строго объединила две великие идеи в физике столетия — теорию относительности и квантовую механику.

Фейнман сочетает в себе блестящий ум теоретика и непочтительный скептицизм, который он пронес через всю свою научную деятельность. В 1942 году, после поступления в докторантуру Принстона под руководством Джона Уилера, он был привлечен к участию в Манхэттенском проекте. В период работы в Лос-Аламосе он был молодым талантом и не испытывал благоговейного страха ни перед окружавшими его титанами-физиками (Нильсом Бором, Энрико Ферми, Гансом Бете), ни перед засекреченными руководителями проекта. Отдел безопасности оказался бессилен перед его проделками со вскрьггием сейфов — иногда он вслушивался в малейшие движения механизма замка, иногда угадывал, какая физическая константа выбрана владельцем сейфа в качестве комбинации. (С тех пор Фейнман ничуть не изменился; многие его студенты в Калтехе наряду с физикой приобретают навыки вскрытия сейфов.)

После войны Фейнман работал в Корнелле. Там, как он рассказывал в своих интервью, катализатором его идей по разрешению проблемы бесконечностей был Бете. Точные уровни энергии атома водорода и силы между электронами (движущимися так быстро, что должны приниматься во внимание релятивистские изменения) — это передний край науки уже в течение трех десятилетий. Теория утверждает, что каждый электрон окружен отдельными короткоживущими виртуальными частицами, которые черпают свою массу и энергию из вакуума; эти частицы, в свою очередь, порождают другие — и в результате образуется математический «каскад», который предсказывает бесконечный заряд электрона. Томонага предложил путь решения проблемы в 1943 году, и его идеи стали известны, когда Фейнман в Корнелле и Швингер в Гарварде сделали такой же решающий шаг. Все трое разделили Нобелевскую премию по физике 1965 года. К тому времени фейнмановские математические средства, «интегралы Фейнмана» и диаграммы, которые он разработал, чтобы описывать взаимодействие между частицами, стали частью «боевого оснащения» каждого физика-теоретика. Математик Станислав Улам, еще один ветеран Лос-Аламоса, упоминает фейнмановские диаграммы как «обозначения, подталкивающие мысль в тех направлениях, которые могут оказаться полезными или даже новыми и решающими». Например, идея, что частица путешествует назад по времени, естественным образом следует из этих обозначений.