История логики - читать онлайн книгу. Автор: Александр Маковельский cтр.№ 153

Выступая против односторонности эмпиризма, Аничков подчеркивает недостаточность чувственного познания, которое не раскрывает внутреннюю природу вещей, но показывает лишь их внешность.

Отмечая ограниченность чувственного познания, он указывает, что наши восприятия, нередко бывают обманутыми, не представляющими вещей такими, каковы они на самом деле. Так, например, солнце, луна и звезды отнюдь не являются такими небольшими светлыми кружками, какими они представляются нашему зрению. Ввиду слабости наших органов чувств они нуждаются в помощи приборов, усиливающих их; так, зрение нуждается в микроскопах и макроскопах (телескопах), изобретение которых есть дело человеческого ума. Что же касается чисто чувственного познания, то в этом отношении, по мнению Аничкова, человек нисколько не отличается от животных. На основании этих соображений Аничков признает несостоятельным локковское основоположение: нет ничего в разуме, чего бы прежде не находилось в чувствах.

Аничков утверждает, что абстрактное мышление присуще только человеческому мышлению, имеет свою специфику и его нельзя ни свести к ощущениям, ни вывести из них: оно представляет собой особую способность человеческой души. Существенная отличительная особенность человеческого мышления, по Аничкову, заключается в способности отвлекать признаки от вещей, которым они принадлежат, и образовывать общие понятия. Аничков указывает, что абстрактное мышление дает человеку также углубленное знание вещей, которого не может дать непосредственное чувственное познание их. Человеческое познание бывает двоякого рода: непосредственное чувственное и опосредствованное разумное. И это обусловлено самим характером познаваемых вещей. С одной стороны, каждая вещь является «особенной», она отличается от всех других вещей и имеет свою собственную, присущую ей определенность. Но, с другой стороны, у вещей имеются и общие признаки, которые существуют так же объективно, как и особенные признаки.

Критикуя односторонний рационализм, Аничков говорит о несостоятельности картезианского учения, будто все наше познание зависит от чувств. Критикуя учение Декарта, он говорит, что допустить существование у человека врожденных идей невозможно. Он пишет: «Если бы в нас находились враждебные понятия, то бы все люди о всех вещах одинаковое имели понятие» ^[99].

В противоположность рационализму Аничков развивает учение о том, что все наши понятия мы приобретаем через ощущения, но одни знания получаются от этого источника непосредственно, а другие опосредствованным способом, путем обработки чувственного материала теоретическим мышлением.

Человек рождается, не имея ни о чем никакого понятия, первые свои знания он получает от ощущений, которые знакомят его с вещами объективного мира. Но эти первоначальные знания являются смутными и сбивчивыми. На основе их начинает действовать мышление, которое прежде всего производит сравнение и через него образует из первоначальных единичных представлений сложные идеи. Аничков находит, что деятельность мышления сводится к трем основным действиям: к образованию понятий, суждений и умозаключении (суждение он называет «рассуждением», а умозаключение «умствованием»). Он возражает против принятого в тогдашней французской и английской логике признания метода в качестве четвертого основного «действия ума», поскольку он в методе видит лишь способ в надлежащем порядке по определенным правилам располагать «идеи, рассуждения и умствования» (т. е. понятия, суждения и умозаключения).

Аничков отвергает картезианское учение о том, что душа человека всегда мыслит, так как мышление есть сущность души. Ссылаясь на факты, он доказывает, что человек иногда бывает в бессознательном состоянии.

Критикуя рационализм, Аничков указывает и на такие ошибки, коренящиеся в рационализме, как превратное толкование абстракций, заключающееся в приписывании им самостоятельного существования, не зависимого от вещей, от коих они отвлечены мышлением. В качестве примера подобного превращения абстракций в самостоятельные реальности он приводит встречающееся у разных философов и физиков понимание пространства как особого вместилища вещей, которое существует само по себе,, независимо от вещей материального мира.

Таким образом, Аничков устанавливает, что существуют у людей заблуждения, проистекающие, с одной стороны, от чувственного познания вследствие его ограниченности, смутности и сбивчивости, и, с другой стороны, от неправильной деятельности мышления. Вступая на путь научного познания вещей, чтобы гарантировать познание их, как они в действительности объективно существуют, необходимо прежде всего предохранить себя от заблуждений. А для этого человек должен прежде всего «познать самого себя», т. е. изучить свойства своего ума и познать свойственные человеку заблуждения.

Задача логики и состоит в том, чтобы научить людей распознавать, в какие заблуждения они впадают, и тем самым помочь им освободиться от них. Это необходимо для того, чтобы можно было построить прочное здание научного знания. Но это необходимо вообще для благополучия человечества, так как заблуждения не только мешают счастью людей, но нередко бывают чреваты опасностью для самой их жизни. Говоря о необходимости для людей освободиться от предрассудков, Аничков упоминает учение Франциска Бэкона об идолах («об истуканах», как он переводит этот термин). Даже маловажные заблуждения, замечает он, иногда приносят большой вред, подобно тому как от маленькой искры иногда происходит большой пожар. Для предохранения от заблуждений Аничков рекомендует применять декартовский принцип предварительного сомнения во всем (de omnibus dubitandum) ^[100].

Как выше было сказано, М. В. Ломоносов занял самостоятельную позицию в логике. Признавая заслуги Аристотеля в создании этой науки, Ломоносов выступил против слепого, рабского отношения к учениям Аристотеля. Он критически относился как к логике Аристотеля, так и к различным новым направлениям в логике (к лейбнице-вольфианской логике, логике Канта, эмпирической логике Бэкона).

Линию М. В. Ломоносова в логике продолжают и развивают А. Н Радищев в конце XVIII в. и профессор Казанского университета Петр Лубкин в начале XIX в.

Александр Николаевич Радищев (1749–1802) предвосхищает современное учение советской науки о единстве мышления и языка Он констатирует, что речь свойственна одному лишь человеческому роду, все прочие «живые собратья» человека немы. Радищев говорит, что человек обязан речи всеми своими изобретениями и совершенствованием. Правда, человек вместо речи может «говорить телодвижениями» и глухонемые тоже мыслят, но прогресс человечества совершался бы крайне медленно и слабо, если бы у людей было лишь мышление без звуковой речи. Если бы человек был безгласен, он не смог бы создать такую культуру, науку, художественную литературу и т. д., какими человечество ныне обладает. Звуковая речь изощрила в человеке силу разума Немого человека можно приобщить к нашим мыслям, но «невероятно, чтобы его разум воспарил до изобретений речью одаренного» «Хотя и то истинно, что лишение одного чувства укрепляет какое-либо другое, но вообще разум лишенного речи более изощряться будет подражанием, нежели собственною своею силою» ^[101], – писал Радищев.