Вторая эра машин - читать онлайн книгу. Автор: Эндрю Макафи, Эрик Бриньолфсон cтр.№ 58

На первый взгляд, эластичность, равная единице, может существовать исключительно в теории, однако есть свидетельства (хотя и не абсолютно достоверные), что в долгосрочной перспективе именно таким будет положение дел в экономике. К примеру, снижение цен на продукты питания ослабляет спрос на сельскохозяйственный труд, однако высвобождает достаточно денег для того, чтобы потратить эти деньги в других отраслях экономики, а это позволяет сохранить общую занятость. ^[314] Деньги расходуются не только на покупку существующих товаров в бо́льших объемах, чем прежде, но и на совершенно новые продукты и услуги. В этом и заключается главный аргумент тех, кто считает, что технологическая безработица невозможна в принципе.

Кейнс с этим не согласился. Он полагал, что в долгосрочной перспективе спрос не будет полностью неэластичным. Иными словами, даже снижение цен (при сохранении качества) необязательно означает, что мы будем потреблять больше товаров и услуг. Напротив, произойдет пресыщение, и мы будем потреблять меньше. Кейнс предсказывал, что это может привести к значительному (до 15 часов в неделю) сокращению рабочего дня, поскольку для создания товаров и услуг, необходимых людям, требуется все меньше трудовых ресурсов. ^[315] Однако такой тип технологической безработицы сложно считать экономической проблемой. Согласно этому сценарию, люди работают меньше, поскольку у них уже все есть. «Экономическая проблема» дефицита заменяется совершенно иной и более привлекательной для нас проблемой – что делать с богатством, изобилием и кучей свободного времени. Как сказал Артур Ч. Кларк, «цель будущего – чтобы никто не работал и мы могли бы все время играть». ^[316]

Кейнс был озабочен проблемой краткосрочных «разрегулировок», и это заставляет нас обратиться ко второму и более серьезному аргументу в пользу возможности технологической безработицы. Наши навыки и принципы организации просто не позволяют нам двигаться в том же темпе, что и технический прогресс. Когда технологии упраздняют целую профессию или даже целую категорию навыков, работникам приходится осваивать новые навыки и искать новую специальность. Разумеется, это требует времени, и в течение определенного периода они могут оставаться безработными. Оптимисты считают, что эта проблема носит лишь временный характер. Со временем, по мере того как предприниматели развивают новые компании, а работники адаптируют свой человеческий капитал к изменениям, экономика найдет новую точку равновесия и полная занятость восстановится.

Но что, если этот процесс займет десятилетие? ^[317] И что, если к этому времени технологии вновь изменятся? Именно это имел в виду Василий Леонтьев в своей статье 1983 года, когда предположил, что многие работники так и останутся безработными, подобно лошадям, не сумевшим адаптироваться к появлению тракторов. ^[318] Как только мы поймем, что работникам и организациям требуется время для адаптации к техническим изменениям, для нас станет очевидно, что ускорение прогресса может привести к усилению неравенства и большей вероятности возникновения технологической безработицы. Более быстрые темпы технологического прогресса способны принести нам большое благосостояние, однако в то же время они требуют более быстрой адаптации со стороны людей и предприятий. При всем уважении к Кейнсу, в долгосрочной перспективе мы, может быть, и не вымрем, но нам все равно будут нужны рабочие места.

Третий аргумент в пользу технологической безработицы кажется нам самым тревожным. Дело не ограничивается «временной» неурегулированностью. Как уже было детально описано в главах 8 и 9, недавние технологические достижения изменили набор необходимых навыков и требований к капиталу и в результате появились победители и проигравшие. На рынках, где победителю достается все, взошли новые суперзвезды. Это привело к снижению спроса на некоторые типы труда и навыков. На свободном рынке для восстановления баланса между спросом и предложением обычно корректируются цены, и действительно, реальные доходы миллионов жителей США упали.

В принципе, для некоторых работников равновесной зарплатой мог бы стать доллар в час (хотя для других она может быть в несколько тысяч раз больше). Большинство работников в развитых странах не считают один доллар в час достойной оплатой и не думают, что общество вправе требовать от человека работать за такие деньги под угрозой голода. А на экстремальных рынках, где победителю достается все, равновесная заплата вообще может быть нулевой: даже если бы мы вызвались спеть песню Satisfaction совершенно бесплатно, люди все равно предпочли бы заплатить, но услышать эту песню в исполнении Мика Джаггера. На музыкальном рынке Мик сегодня может создавать цифровые копии самого себя, которые будут конкурировать с нашим пением. Близкое к нулю вознаграждение – это не то, на что можно жить. Разумный человек предпочтет заняться активными поисками другой работы и будет искать, искать и искать, а не зависеть от зарплаты, стремящейся к нулю.

Таким образом, возникает определенный порог, ниже которого не может опуститься оплата труда. Этот порог, в свою очередь, может привести к безработице среди тех, кто хочет работать, но не может найти работу. Если ни сам работник, ни предприниматель не могут придумать задачу, способную принести прибыль и при этом нуждающуюся в навыках и способностях данного работника, то последний может оставаться безработным бесконечно долго. На протяжении человеческой истории это происходило со многими товарами и средствами производства, утрачивавшими былую ценность, – от китового жира до конной тяги. Они не нужны в сегодняшней экономике даже при нулевой цене. Иными словами, подобно тому как технологии порождают неравенство, они могут породить и безработицу. И теоретически это может оказать негативное влияние на большинство населения, несмотря на рост экономики в целом.

Но это теория, а что нам говорят факты? На протяжении 200 лет, прошедших со времен восстания луддитов, технологии позволили резко повысить эффективность, однако при этом показатели занятости росли параллельно с производительностью труда вплоть до конца XX века. Иными словами, рост производительности не обязательно ведет к уничтожению рабочих мест. Более того, есть большой соблазн прислушаться к мнению апологетов технологического развития и предположить, что производительность, наоборот, неизбежно создает рабочие места. Однако, как мы видели на рис. 11.1, статистика свидетельствует, что в конце 1990-х годов рост занятости перестал следовать за ростом производительности. По словам Джареда Бернстейна, анти-луддиты именуют этот факт «загвоздкой». Чему же нам верить – двум столетиям, завершившимся в конце 1990-х, или 15 годам, прошедшим с тех пор? Точно сказать невозможно, однако наше понимание роли технологий заставляет сделать вывод, что сила экспоненциальных, цифровых и комбинаторных сил, а также развитие машинного и сетевого интеллекта предвещают еще бо́льшие нарушения.