– Но, Игорь, – перебил меня профессор Луцко, – вы же так хорошо сдали мне экзамен по биохимии. Вещества этого класса давно известны и многократно испытаны, в том числе и при попытках лечения астероидной горячки. Здесь всегда возникает одна и та же неразрешимая проблема. При низких концентрациях активное вещество не может причинить вред клетке-модификанту, а если концентрацию повысить, человек умирает от интоксикации раньше, чем погибают измененные клетки.
– Вы совершенно правы, профессор, – я согласно кивнул, – но мы не будем использовать метилфенолитин в высоких концентрациях. От других веществ своего класса он отличается способностью легко присоединять атом бора, не теряя при этом способности избирательно проникать в пораженные клетки.
– Погодите-ка, Игорь, – остановил меня профессор Штейн, – вот теперь я, кажется, начинаю понимать, зачем вам понадобился физик-ядерщик. Скажите-ка мне, молодой человек, а не изотоп ли бора-10 вы собираетесь использовать в своей методике?
– Вы совершенно правы, профессор.
– Тогда позвольте мне продолжить, – Штейн очевидным образом пребывал в состоянии научного азарта, – бор-10 очень эффективно захватывает медленные нейтроны, распадаясь при этом на изотоп лития-7 и альфа-частицу с выделением значительной энергии. Скажите мне, Федор Николаевич, – обратился Штейн к профессору Гришину, – как относится организм человека к облучению медленными нейтронами.
– Ну…, при разумной интенсивности, практически, никак. Тепловые нейтроны просто проходят сквозь человека, не поглощаясь в его тканях и не разрушая их.
– Вот. А теперь представьте, что с помощью этого, как бишь его?…
– Метилфенолитина, – подсказал я.
– Да, спасибо. Так вот, с его помощью мы затаскиваем внутрь пораженных клеток атомы бора-10 и начинаем облучать пациента медленными нейтронами. Что происходит в пораженных клетках? А происходят в них микроскопические ядерные взрывы, господа, но в масштабах расщепления всего лишь одного атомного ядра. Как вы думаете, профессор, – обратился Штейн к своему коллеге биохимику, – сколько нужно энергии, чтобы разрушить или просто убить пораженную клетку, но не повредить ничего вокруг.
– Дайте прикинуть, – пробормотал Луцко и углубился в расчеты на своем планшете, – Ага, вот. Двух-трех мегаэлектронвольт будет достаточно, но больше уже опасно.
– При распаде одного ядра бора-10 именно столько энергии и выделяется. Не могу сказать за уважаемых коллег, но что касается моей сферы компетенции, ваш метод, Игорь, должен работать. И источник медленных нейтронов у нас в институте имеется. Вот только это громоздкий аппарат, так что если решимся помочь молодому дарованию, придется транспортировать его к нам.
– Честно говоря, я тоже не вижу препятствий по биохимической части, – подключился Луцко, – Если только продукты распада клеток-модификантов организм не отравят.
– Не отравят, – в один голос ответили профессор Гришин и мой доктор. Потом Илья Сергеевич продолжил, – методы детоксикации организма после лучевой терапии хорошо отработаны и все необходимое оборудование у нас имеется.
– Подождите, господа, – остановил дискуссию Луцко, – мы как-то увлеклись. Идея, несомненно, заслуживает внимания. Отличная, прямо говоря, идея. Но мы же не клуб энтузиастов-любителей. Вы ведь понимаете, что от идеи до воплощения в практику неизбежно пройдут многие месяцы. Нужны опыты на животных, потом клинические испытания… А у нашего молодого коллеги осталось… сколько?
– Не больше пары недель, – ответил я, пытаясь сохранить спокойствие в голосе.
Мама тихо всхлипнула. Возникла неловкая пауза.
– Все решаемо, – нарушил я молчание, – я напишу подробное описание методики, укажу, что она разработана мною лично и что я категорически настаиваю на ее применении ко мне. Копии своих дипломов приложу обязательно. При этом всю ответственность за последствия возьму на себя. Так как изобретателем методики я укажу себя, никто не сможет вас обвинить в том, что меня обманом втянули в испытание непроверенного метода лечения. Текст я и моя мама, я все же несовершеннолетний, заверим личными цифровыми подписями, и я разошлю копии каждому из вас. Если я умру, у вас будет железное доказательство отсутствия вашей вины. А если нет, мы просто уничтожим эти файлы, а в патентное ведомство уйдет заявка на метод лечения астероидной горячки Штейна-Луцко-Гришина-Голованова. Вы хорошо представляете себе возможный размер авторских отчислений?
– Да уж представляем, – за всех ответил Гришин, – только вы опять забыли упомянуть фамилию Лавров. На первом месте.
Все четверо молча смотрели на меня.
– Сколько понадобится денег на организацию лечения? – задал я мучавший меня вопрос.
Профессора переглянулись. Штейн потер указательным пальцем кончик носа и задумчиво произнес:
– За доказательство гипотезы Кантора-Шимана нам с вами, молодой человек, из спецфонда Колониального Технологического отвалили по сто тысяч федеральных рублей. Вы свой личный счет давно проверяли? Я не думаю, что на лечение понадобится больше, но если вдруг… на мою долю тоже можете рассчитывать.
– Хм… – обратил на себя внимание Луцко, – и на мою. За метод Луцко-Лаврова нам тоже что-то упало…
– И за экспресс-тест Лаврова-Гришина…
Господа, – деловым тоном вернул профессоров к предмету встречи мой доктор, – к какому времени мне готовить больного к транспортировке?
Началось обсуждение деталей. Я уже не слушал. Я смотрел только на маму. Она продолжала тихо сидеть на угловом диване, не издавая не звука, но по ее лицу редкими каплями катились крупные слезы.
***
Не скажу, что все прошло гладко. Не таким уж и безвредным оказалось облучение медленными нейтронами, да и измененных клеток в моем теле накопилось уже столько, что продукты их распада изрядно отравили организм. Но меня вытащили, хотя, как оказалось, едва успели. Быстро установку и необходимые препараты просто не смогли подготовить. Еще пара дней, и процессы приняли бы необратимый характер. Но обошлось.
Пока я валялся в больнице под присмотром Ильи Сергеевича и Оли, у меня состоялось несколько серьезных бесед с профессорами, а теперь уже и партнерами. Они рыли копытом землю, чуть не прыгали от восторга и регулярно водили ко мне целую толпу медицинских светил, понаехавших со всей Федерации смотреть на чудо-чудное, излеченное от астероидной горячки. Больше всего гостей поражало то, что пациент и есть главный обладатель патента. Они осторожно задавали вопросы о деталях методики и выглядели крайне озадаченными, получая от еле живого пятнадцатилетнего пацана вполне компетентные ответы.
Сами профессора, каждый по отдельности, подъезжали ко мне с намеками на продолжение обучения у них в аспирантуре, намекая на блестящие перспективы научной карьеры, но я пока отмалчивался, поскольку ученым становиться совершенно не планировал, но и обижать хороших людей тоже не хотел. Вообще же, давно пора уже было определяться с дальнейшими планами.