Эмбер ничего не хотела лепить из Англии – политика, как внутренняя, так и внешняя, нисколько не касалась ее, разве что в тех случаях, когда могли быть затронуты ее личные интересы и амбиции. Ее интриги не распространялись, во всяком случае намеренно, за пределы того круга людей, которых она знала, и касались событий, за ходом которых она могла следить. Эмбер была склонна согласиться с Карлом в том, что у его милости в голове ветряная мельница. Но если герцогу нравилось думать, будто он вовлечен в большую политику, то она не видела причин спорить с ним по этому поводу.
– Ничто не доставит мне большего удовольствия, ваша милость, чем стать вашим другом и разделять ваши интересы. Поверьте мне…
Эмбер подняла бокал вина, и они выпили за новый союз.
Глава пятьдесят седьмая
Фрэнсис Стюарт не нравилась ее жизнь в деревне. Она привыкла жить в обществе, где устраивались балы и званые ужины, поездки на охоту и посещение театров, передавались сплетни, звучал смех и царило оживление. А в деревне жизнь протекала спокойно, дни тянулись монотонно, и, по сравнению с дворцом, ее дом казался безлюдным и пустынным, теперь Она лишь вспоминала, как молодые франты развлекали ее, говорили ей комплименты, бросались поднять упавший веер или подать руку, когда она сходила с лошади.
Муж Фрэнсис большую часть времени пропадал в поле, а когда бывал дома, то часто пьянствовал, Домом управлял дворецкий, сама Фрэнсис ничего не умела делать, и долгие праздные часы приводили ее в отчаяние, ибо никто не научил ее радоваться жизни в одиночестве. Не нравилось ей и само положение замужней женщины, но она и не ожидала от брака ничего хорошего.
Она вышла замуж, потому, что брак казался ей единственным способом стать честной и уважаемой женщиной, в чем состоял смысл ее жизни. Несомненно, герцог любил ее и был благодарен, что она вышла за него замуж, но ей он казался скучным и неотесанным по сравнению с блестящими джентльменами Уайтхолла, которые знали тысячи остроумных способов, чтобы развлечь даму.
От физической любви ее воротило. Она со страхом ожидала наступления ночи и выдумывала множество поводов, чтобы отказать мужу. Мысль о беременности приводила ее в ужас, и ей действительно бывало дурно. Фрэнсис не раз испытывала все соответствующие симптомы, но так и не забеременела.
Она постоянно думала о Лондоне, о королевском дворе и чудесной жизни там. Ах, как мало ценила она ту жизнь, которая сейчас казалась ей столь желанной и приятной! Она часами мечтала о балах, вспоминала наряды, которые носила, мужчин, окружавших ее и осыпавших любезностями. Она снова и снова переживала все мелкие эпизоды той жизни и лишь разжигала в себе тоску.
Но больше всего она думала о короле Карле. Теперь она поняла, что он – самый красивый, самый прекрасный мужчина из всех, кого она знала, и, к своему огорчению, почувствовала, что влюблена в него. Фрэнсис поражалась – почему она раньше не распознала этого. Какой сказочной была бы тогда ее жизнь! Теперь, когда она получила положение уважаемой женщины, оно казалось ей гораздо менее важным, чем в этом убеждала ее мать. Кто может сравниться с женщиной, пользующейся защитой короля?
Фрэнсис жаждала возвращения в Лондон. Но что, если король не простит ее? Если он забыл, что когда-то любил ее? Она была наслышана о его последних увлечениях – графиня Нортумберлендская, графиня Дэнфорд, Молл Дэвис, Нелл Гуинн. Может быть, он теперь и вовсе потерял к ней интерес. Фрэнсис очень хорошо помнила, что, когда человек исчезал из его поля зрения – неважно, как сильно он был привязан и нравился ему, – король быстро забывал о его существовании.
Она попыталась заняться живописью, потом игрой на гитаре, вышиванием гобеленов. Но все это не вызвало у нее интереса, потому что предполагало одиночество. Фрэнсис было отчаянно, мучительно тоскливо.
Наконец ей удалось убедить герцога вернуться в Лондон, и ее надежды вновь ожили. Все стали посещать ее званые ужины и балы. Фрэнсис пользовалась таким же успехом, как и тогда, когда впервые была торжественно представлена при дворе. Она прекрасно знала: все ожидают, что король смягчится и сделает ее своей любовницей, и Фрэнсис впервые была почти готова принять это положение со всеми его преимуществами и опасностями. Но Карл, казалось, и не знал, что Фрэнсис в городе.
Так продолжалось четыре месяца.
Сначала Фрэнсис удивлялась, потом сердилась и наконец была обижена и испугана. А вдруг он никогда не простит ее? Одна эта мысль ужасала Фрэнсис: она слишком хорошо знала нравы королевского двора и понимала, что, если все поймут, что король потерял к ней интерес, они станут избегать ее, как галки – зараженного чумой города. С ужасом представляла она свое будущее – вынужденное возвращение к затворнической жизни в деревне: перед ее глазами предстоящие годы выстраивались в бесконечный страшный ряд.
Не прошло и года со дня бегства Фрэнсис из Уайтхолла, как она серьезно заболела. Сначала доктора думали, что причина недомогания – беременность, или лихорадка, или тяжелая ипохондрия, Но через несколько дней им стало ясно, что Фрэнсис заболела оспой. Доктор Фрейзер сразу отправил записку королю. Неприязнь Карла к Фрэнсис; его циничное убеждение, что она оставила его в дураках, – все это мгновенно исчезло, сменившись ужасом и жалостью.
Оспа! Вся ее красота может погибнуть! Именно эта мысль первой пришла ему в голову, прежде чем его охватила тревога за ее жизнь. Ему казалось, что красота Фрэнсис – почти священна, не подвластна ни Богу, ни человеку. И покуситься на эту красоту или погубить ее было в его глазах вандализмом, почти богохульством. Фрэнсис по-прежнему означала для него гораздо больше, чем он хотел бы признать, ибо эта женщина обладала свежестью и чистотой, которых не имела ни одна из тех, кого он знал, и эти качества делали Фрэнсис чрезвычайно привлекательной для его усталого сердца, полного горьких разочарований.
Он немедленно навестил бы ее, но доктора не советовали ему делать это из опасения, что он заразится и распространит инфекцию. Тогда Карл решил написать письмо. Но как он ни старался, чтобы письмо получилось доверительным и безмятежным, слова звучали фальшиво, ибо Карл не верил сам себе. У него не осталось веры ни во что, и, конечно, он не верил в долг Божий сохранить женскую красоту для мужских глаз. Карл считал Бога беспечным должником, который не заботится о том, чтобы его счета были оплачены. Король послал Фрэнсис лучших докторов и постоянно справлялся у них о ее состоянии.
Как она себя чувствует? Не стало ли ей лучше сегодня? Хорошо! Она веселая? А следов не останется? Доктора всегда, говорили ему то, чего он ожидал от них, но Карл всегда знал, когда ему лгали.
В конце первой недели мая – более месяца спустя – Карлу разрешили навестить Фрэнсис. Когда его карета въехала во двор Сомерсет Хауса, он увидел, что там уже скопилось множество экипажей. Очевидно, прошел слух, что приедет король, и все захотели присутствовать при сцене встречи. Карл выругался вполголоса, лицо окаменело от гнева.
Черт их подери, эти мелкие, грязные умишки, за их омерзительное любопытство и отвратительную манеру совать нос в чужую беду.