– У меня тут дело.
В другое время я бы с вопросами сунулась и даже проявила настойчивость, но после того, как пришлось прятаться у Тамары в туалете, решила быть скромнее. Вот и сидела, с томлением таращась в окно и ожидая его возвращения. Наконец он заявил, что мы едем в офис, но и это не особо порадовало – чего доброго, меня домой отправит.
Только мы миновали границу нашего района, как Владану позвонили. Он ответил и назначил кому-то встречу на пустыре, возле дома Кривой Райки. Это заинтересовало – и выбор места, и звонивший, но так как на встречу Владан, судя по всему, собирался со мной, с вопросами я опять-таки решила повременить, являя образец сдержанности и терпения.
На пустырь Владан свернул со стороны переулка и встал так, что из Райкиных окон увидеть нас было невозможно. Тут же от стены ближайшего дома отделилась знакомая фигура и направилась к нам.
– Чуча в город вернулся? – не удержалась я.
– Как видишь. И уже приступил к выполнению ответственного поручения.
Между тем Чуча распахнул дверь и устроился на заднем сиденье, степенно поздоровавшись.
– Классно выглядишь, – кивнул он мне с улыбкой, которую, скорее всего, считал неотразимой. Отсутствие трех передних зубов делало ее особенно впечатляющей.
Я свела глаза у переносицы, правда дипломатично от него отвернувшись, и сказала:
– Спасибо.
– Ну, – не очень любезно поторопил Владан.
– Значит, так, – Чуча, он же Максим, уж кому как больше нравится, перешел на заговорщицкий тон. – Все наши смотрят в оба, пока подозрительных чужаков не обнаружили.
– А зачем тогда звал?
– Я на всякий случай решил… А там уж сам как знаешь…
– Чуча, откуда такое многословие? – попенял Владан. – Просто скажи, в чем дело.
– Не сбивай меня, – обиделся он. – Мысли путаются.
– С дурью завязывай, и мысли в порядок придут.
– Короче, к Игнатову, у которого сын погиб, друг приезжал.
– Чей друг, Игнатова?
– Да нет. Сына друг, который погиб. Типа вместе воевали. А друг типа в отпуске, ну и заехал родню погибшего товарища проведать. Вроде ничего такого, а вроде стремно. Как считаешь?
– Сын давно погиб?
– Не помню. Года два, наверное, я не календарь. А может, и не два. Сначала он, а потом Фуфа разбился. Когда это было?
– Если скажешь, кто такой Фуфа, я отвечу.
– Да блин! Короче, сын погиб, и приехал его дружок. Зря тебя побеспокоил, да?
– Нет, не зря. Игнатова где найти?
– Ты Игнатова не знаешь? – поразился Чуча. – У него магазин на рынке, цветами торгует. И между прочим, Колумбиец ему родня. Почти. То есть не сам Колумбиец, а Федя Жженый, который у Колумбийца правая рука. Игнатов ему то ли дядя, то ли брат троюродный.
– Зовут его как?
– Кого?
– Игнатова.
– А хрен знает, вроде Владимир. Точно. Владимир Владимирович. Так его Федя называл. Мужик в уважухе. Сын герой и все такое.
– Где живет?
– Да он весь день на рынке, в магазине своем. Сына когда убили, жена Игнатова слегла и того… больше не встала. Прямиком на кладбище, короче. Он с дочерью живет. С Сонькой. Она не то чтобы дура, но с большой придурью. Да еще хромает и рукой дергает. Хотя по хозяйству справляется и не уродина. Пока жена была жива, Игнатов дочку мечтал замуж выдать, деньги неплохие обещал, в смысле тому, кто на девку позарится, но с рук не сбыл, потому что очень разборчивый. Этот не такой, и тот не годится. Выбирал, короче. А потом, когда жены не стало, видать, решил, что баба в доме самому нужна. Но девка жениха сама нашла. До ЗАГСа бы она его вряд ли довела, но пузо нажила. Скоро родит. Говорят, счастливый отец – покойный Бляха. Свезло ему, успел наследника оставить, – заржал Чуча.
– Об этом самом друге тебе кто рассказал?
– Сосед Игнатова. Толя Плешивый. Он хоть и пьянь, но глазастый. Хочешь знать, что на районе делается, иди к Толе. Он у Игнатова спросил, мол, кто такой, тот и ответил: друг погибшего сына в отпуске. Останавливался у них, а в городе проездом. Игнатова ты сто пудов в магазине застанешь. Он после смерти жены, считай, оттуда не вылезает. Сонька тоже там пасется. Интересно, ребенок у нее тоже с придурью родится? Или не обязательно? Бляха на башку был слабый, а псих, каких поискать. А Сонька тихая. И как она только на Бляху запала? Чудеса… Баб не поймешь…
– Про баб в следующий раз расскажешь.
– Ладно, тогда я пошел.
Чуча кивнул на прощание и стремительно исчез в переулке, а Владан завел машину.
– На рынок поедем? – спросила я.
– Думаю, стоит поговорить с этим Игнатовым.
– Вы не знакомы?
– Нет. Но фамилию слышал. И про погибшего сына тоже.
Магазин, который притулился возле входа на рынок, больше походил на сарайчик с огромным окном. Окно на ночь закрывали жалюзи, сейчас они были подняты, сквозь чисто вымытые стекла виднелись букеты в пластиковых вазах.
Владан толкнул стеклянную дверь и первым вошел в небольшое помещение, практически всю площадь которого занимали цветы. Звякнул дверной колокольчик. На его звук из-за ситцевой занавески, отделяющей угол комнаты, появился мужчина лет шестидесяти. Хотя, если честно, определить его возраст было затруднительно. Волосы, когда-то черные как смоль, на висках поседели. Стриг он их коротко, а вот бороду отпустил до середины могучей груди. В ухе серьга, из-за серьги и темных волос я поначалу приняла его за цыгана. Однако при ближайшем рассмотрении решила, что ошиблась. Роста он был невысокого, но в плечах, во всей фигуре чувствовалась немалая сила. В общем, с возрастом я запуталась и решила себе этим голову не морочить.
– Здравствуй, Владан, – сказал Игнатов, протягивая руку, Марич пожал ее, ответив:
– Добрый день.
– Девушку Полиной зовут? – кивнул хозяин цветочного магазина в мою сторону.
– Да, – отозвалась я и поспешно поздоровалась.
– Нужен букет? Для какого-то особого случая? – вопрос он задал таким тоном, что стало ясно: он сильно в этом сомневается.
– Надо поговорить, – мягко заметил Владан.
Хозяин, кивнув, приподнял занавеску.
– Проходите, поговорим. Думаю, по пустячному делу ты бы не пришел. Заодно, кстати, чаю попьем.
В углу стоял пластмассовый стол, скамья и пара складных стульев. За столом сидела девушка с россыпью веснушек на бледном лице. Видимо, дочь Игнатова, та самая Сонька. Девушка была в положении, на последнем месяце, живот заметно выпирал.
– Я тебя знаю, – заявила она Владану и широко улыбнулась. – Тебя все знают. И боятся. А чего тебя бояться? Ты же не злой.