– Офис уже больше трех месяцев пустует. Тогда остается только дом. Что интересного могла увидеть Юля? С чего ты вообще решил, что ее исчезновение как-то связано с этим местом? – спросила я с любопытством. Владан пожал плечами.
– Зачем-то она пришла сюда…
– Я же сказала, хотела избавиться от Забелина. Если бы она вышла на проспект, он мог ее увидеть, откуда ей знать, куда он поедет? Понял бы, что она врет, и позвонил родителям, к примеру. Вряд ли бы он так поступил, но она-то этого не знала.
– Чтобы избавиться от Забелина, не обязательно ехать сюда.
– У нее был ключ, и в нужный момент она о нем вспомнила. Вот и назвала этот адрес. Юля знала, что сможет находиться в саду довольно долго, не привлекая внимания.
Владан ничего не ответил, и я, придвинувшись поближе, положила голову ему на грудь и теперь разглядывала его с улыбкой. В тот момент мне не было никакого дела до нашего расследования, я чувствовала себя абсолютно счастливой и готова была хоть состариться на этой скамейке.
– Кончай пялиться, – проворчал Владан.
– Ну вот, уже и посмотреть нельзя. А я хотела спросить: может, ты меня поцелуешь?
– Хорошие девочки ведут себя скромно и ждут предложения от мужчины, – засмеялся он, обняв меня и прижимая к себе покрепче.
– От тебя дождешься.
Он вновь засмеялся, и я тоже. Мы смотрели в глаза друг другу, и смех вдруг оборвался. Его губы были совсем рядом с моими.
Я потянулась к нему, и они сомкнулись, но лишь на мгновение, после чего Владан ухватил меня за уши и поцеловал в нос.
– Потопали, – сказал, поднимаясь.
– Марич, ты ужасная свинья, – заметила я со вздохом.
– Не-а, я разумный дяденька хорошо за тридцать. Не исключено даже, что за тридцать пять.
– Мог бы все-таки меня поцеловать. Тебе это ничего не стоит, а мне радости на неделю. Не исключено, что даже на две.
– Большой грех начинается с малого. И вообще, хорош наглеть. Мое терпение вот-вот лопнет.
– И что ты сделаешь? Уволишь меня?
– Об этом я уже и не мечтаю.
Он открыл калитку, и мы вышли в переулок. Я тут же взяла его под руку, предложив:
– Давай прогуляемся. Знаешь… иногда я задаю себе вопрос: что будет через год? Или два?
– Надеюсь, мы будем счастливы, – усмехнулся Владан. – Каждый по-своему.
– Каждый по-своему я не хочу. Я с тобой хочу.
– До чего ж ты упрямая! – покачал головой он.
– Ты бы всерьез хотел, чтобы я влюбилась в кого-то другого?
– Ага, – кивнул он. – Было бы здорово, – повернулся ко мне и продолжил с усмешкой: – На самом деле это мой ночной кошмар. Ты приходишь и говоришь: я встретила отличного парня. Или что-то в этом роде. Понятия не имею, как я это переживу. Вполне вероятно, что с катушек съеду. Но это все-таки лучше, чем заключить тебя в объятия и тем испортить тебе жизнь.
– Ничего ты мне не испортишь, упрямый осел, можешь заключать в объятия прямо сейчас!
– А потом видеть, как женщина, которую ты любишь, с тобой несчастна? Если в первом случае на стенку кидаешься, точно зная, что поступил правильно, то во втором – та же стенка и осознание, что ты последний говнюк.
– Ты меня с ума сведешь! Лично у меня все просто: если люди любят друг друга, они должны быть вместе. Вот и все.
– Вообще-то правильно, – засмеялся он.
– Марич, я буду любить тебя всю жизнь, – сказала я серьезно. – Что бы ты ни говорил и что бы ни делал. Наверное, когда я стану старушкой, ты решишь, что мою жизнь портить уже поздно, и надумаешь все-таки заключить меня в объятия. Я в детстве фильм смотрела, там молодые люди любили друг друга, но расстались, потому что он, как и ты, считал – так правильно. А потом встретились, когда им было лет шестьдесят, и выяснилось, что никто из них не был счастлив. И то чувство, испытанное в юности, было тем единственным, из-за чего и стоило жить.
– Это ты сейчас придумала? – усмехнулся он.
– Нет, в самом деле был такой фильм, просто я не помню, как он называется.
– Грустная история.
– Правда?
– Да, ужас. Давай-ка вернемся и заглянем в дом напротив, – без перехода предложил он, я только вздохнула. Но я по опыту знала: если Марич решил, что тема исчерпана, никакие силы небесные не заставят его продолжить разговор.
– Идем, – кивнула я, покрепче уцепившись за его руку, и это было уже хорошо.
Дверь нам открыла женщина лет шестидесяти. Высокая, статная и очень красивая, несмотря на возраст. Стриглась она коротко, седые волосы зачесывала назад, открывая лицо с тонким носом и огромными небесно-синими глазами. Губы, слегка подкрашенные, до сих пор сохраняли форму и казались чуть припухшими, точно после страстных поцелуев.
– Здравствуйте, молодые люди, – приветливо сказала она, глядя с любопытством. Владан поздоровался и коротко объяснил, кто мы такие и по какой причине ее беспокоим.
– Проходите, – распахивая дверь пошире, предложила она. – Не уверена, что разговор со мной будет вам полезен, но мне точно доставит удовольствие. В моей жизни его осталось совсем немного. Единственная подруга переехала в Германию, к дочке, и теперь мы общаемся только по скайпу. Да и то довольно редко. У нее нет на это времени, у меня же его сколько угодно. А новых друзей в моем возрасте заводить совсем непросто.
Она привела нас в просторную кухню-столовую. Ремонт здесь делали лет пятнадцать назад и денег тогда не жалели. Мебель, как и сам дом, была добротной. Массивный стол, стулья в чехлах. Столовая явно рассчитана на большую семью, а женщина, судя по ее словам, живет одна.
– Давайте знакомиться, – с улыбкой предложила хозяйка, указывая нам на стулья. – Елена Петровна.
– Полина, – улыбнулась я. – А это Владан. Впрочем, вы уже знаете.
– Владан – довольно необычное имя. Сербское, кажется? Хотите чаю?
– Нет, спасибо, – ответил Марич. – У нас всего пара вопросов, – он показал фотографию Юли. – Вы когда-нибудь видели эту девушку?
– Девушку? Да ведь она совсем ребенок. Почему вы спрашиваете? С ней что-то случилось?
Казалось, любопытство женщины вызвало у Владана недовольство, однако он ответил:
– Она погибла несколько дней назад. Знакомый ее родителей высадил ее в прошлую среду возле переулка, она сказала, что здесь живет ее подруга. Вряд ли это были вы или семья из дома напротив. Но, может, вы встречали ее здесь?
– Нет. Никогда не видела. Простите, что пристаю с расспросами, я уже сказала, что с общением у меня явные проблемы. Мой муж построил этот дом в расчете, что мы будем здесь жить в тишине и покое. Обособленный уголок любви. Так он говорил. Звучит, наверное, весьма высокопарно. Произносить красивые слова было не совсем в его стиле, однако именно так он сказал в первый вечер, когда мы сюда переехали. А теперь я здесь одна. Нет ни мужа, ни сыновей. И в этом доме я брожу, точно привидение. За забором ни души, в переулке по ночам темно и безлюдно, и я до утра смотрю в окно, не в силах уснуть. Давно надо было продать этот дом, переехать в квартиру, где рядом будут люди. Но… я не могу этого сделать. Мне кажется, так я предам память мужа.