– Ну ладно, ладно. Иди уже, Кузьма Александрович, иди. Еще пообщаетесь с Олесей.
– Слушаюсь, ваше высочество. Олесь, ты не уходи без меня, ладно?
И Курзик наконец исчез. Киви улыбнулась:
– Смешной мальчишка. А вы и правда на принцессу Лею похожи! Я все думала: кого вы мне напоминаете? Знаете, а вы оказались совсем не такой, как я себе воображала. Спасибо, что… Ну, в общем… Спасибо. А родители у вас очень милые.
– Да, у нас дружная семья. А как у тебя?
– А, – Олеся махнула рукой, – та еще семья. Нет, папа вообще-то хороший… Когда не пьет. А пьет он почти все время. Он слабый, понимаете? Как напьется, плачет. А мне уже и не жалко. Это ужасно, да?
– А мама?
– Мама… Она такая… Цельнометаллическая. Есть только два мнения: ее и неправильное. Я думаю, папа потому и пьет, что не может ей противостоять. У нее всегда всё плохо, все виноваты, все левые – она одна правая. Кругом одни идиоты, подлецы и уроды. Муж – тряпка, дочь – неудачница. Как-то так.
– Тяжело тебе приходится.
– Маленькая, я всегда с ней соглашалась, проще было. Потом поняла, что хочу свою жизнь прожить. По-своему, а не так, как мама распланировала! Правда, в институт поступила, как она хотела. Но только восемнадцать стукнуло, я из дома сбежала. Типа замуж вышла. Мы с ним не расписывались, с Вовчиком, так жили. Мне казалось, он прикольный. Но ничего хорошего из этого не получилось…
Киви помрачнела и опустила голову.
– Это тогда с тобой случилось что-то плохое, да? – очень тихо спросила Ника.
Киви быстро взглянула на нее и отвернулась:
– Да. Откуда вы знаете?
– Я ничего не знаю. Но догадываюсь. Ты же подранок, это видно.
– Подранок! – усмехнулась Киви. – Верно. Нелепая птица киви, которая даже летать не умеет. А еще и хромает.
– Ты никому не рассказывала об этом? И к психологу не обращалась?
– Нет. Катерина, конечно, знает. И Кирилл. Но без подробностей. Просто как факт.
Она задумалась, глядя в пространство, а Ника вдруг совершенно непроизвольно представила себе Артёма в постели с Олесей. Это было словно четкий кадр из фильма, и Ника задохнулась от мгновенного спазма боли: нет, нет! Нет, я не дамся. Я сама его отпустила.
– Моя дочь… – произнесла она сдавленным голосом, подсознательно пытаясь вернуться к роли матери, а не бывшей любовницы. – Алина, моя дочь. Ей почти двадцать. Мы уже год не виделись.
– Почему?
– Мне муж изменил. И я сразу ушла. Подала на развод. Алина решила остаться с папой. Он богатый человек. Больше возможностей. Она… Мы с ней поговорили, и она… В общем, выяснилось, что я плохая мать и жена. Всё делала не так. Это было очень несправедливо и… жестоко. С тех пор мы редко видимся. Сначала было чаще, а теперь… Теперь она стала совсем самостоятельной.
– Как странно. Вы такая милая, добрая, все понимаете. Даже ко мне отнеслись по-человечески. Вы не можете ее простить, да?
– Да что ты, я все простила. Это же мой ребенок. Но забыть не могу. Очень больно. Так горько сознавать, что она – чужая. Инопланетянка. Мы говорим на разных языках. И почему так вышло, я не знаю. Вот Курзик – свой, родной. И с тобой мы друг друга понимаем. А Алина – чужая.
– Жалко. Наверное, и я для мамы – инопланетянка. Но ваша планета мне нравится больше.
Ника чуть улыбнулась:
– Ты знаешь, я думаю, что ты очень сильный человек.
– Я? – изумилась Киви. – Это я – сильный человек? Да что вы!
– Тебе пришлось пережить что-то ужасное… Это было насилие, да? И ты не сломалась. Ты не сошла с ума, не спилась, не стала наркоманкой, не пошла по рукам. Ты справилась со всем сама. Тебе страшно – и это естественно. Ты прячешься, защищаешься, прикрываешься, маскируешь свою женственность. Ты разучилась верить людям, особенно мужчинам. Но ты выжила. Ты молодец.
Олеся напряженно всматривалась в лицо Ники, пока та говорила, потом нахмурилась:
– Я никогда так об этом не думала. Но вы же говорите – заметно? Ну, что я… подранок.
– Мне заметно. Артёму тоже.
– Он так сказал?
– Да. Не то чтобы мы с ним тебя обсуждали…
– Но обсуждали. Да ладно, я понимаю.
– Подумай, ты смогла справиться со страхом и болью, неужели ты не справишься с любовью? Просто доверься Артёму. Он хороший человек. Никогда не предаст, не обидит. Ты любишь его?
Киви засмеялась и заплакала одновременно:
– Оказывается, любовь – это так страшно!
– Нет. Это прекрасно. Когда она настоящая.
– А у нас?
– Ну, судя по тому, как вы оба мучаетесь, да, настоящая.
– Господи, что ж так трудно-то! – простонала Киви и уткнулась головой в колени. Довольно долго они молчали, потом Киви подняла голову и взглянула Нике прямо в глаза. Ника вся подобралась, понимая, что та сейчас расскажет свою историю. «Я не хочу этого слушать, не хочу!» – панически завопил внутренний голос Ники, но было поздно: сама подвела Олесю к откровенности.
– Их было четверо, – сказала Киви, и Ника похолодела: боже, бедный ребенок! Девушка выпрямилась и гордо подняла голову – она рассказывала, глядя куда-то поверх Ники, и иногда чуть усмехалась, словно удивляясь собственным словам. – Их было четверо. А Вовчик меня не защитил…
Собственно, Вовчик и привез Киви на эту дачу. Вернее, его друг Колян. Колян не слишком нравился Киви, как, впрочем, и остальные друзья: она сразу поняла, что Вовчика в этой компании держат за дурачка. Он был на шесть лет старше Киви, но довольно скоро выяснилось, что он инфантилен и слаб, легко поддается чужому влиянию, да еще любит выпить. Вовчика категорически не одобрили ни Катерина с Кириллом, ни Ира-Наполеон с Лёшей, но Киви было так хорошо с ним – легко, весело, свободно. Прикольно.
На дачу Киви поехала с радостью – ужасно хотелось вырваться из пыльного и душного города. Она представляла себе тенистый участок с качелями под жасмином, чай из самовара, бадминтон, посиделки в беседке, уютную бабушку с плюшками, клубнику с грядки. Но клубника давно сошла, а никакой бабушки не было и в помине. Колян поставил в саду мангал, затеялись шашлыки, постепенно подтянулись друзья-приятели с девицами, и началась самая обычная пьянка, только что на природе. Вся компания была гораздо старше Киви – размалеванные девицы смотрели на нее с усмешкой, а одна даже спросила: «А малолетка тут зачем?» Парни разглядывали «малолетку» очень даже внимательно, и Киви довольно скоро перестал нравиться этот «пикник на обочине». Она начала потихоньку ныть, что хочет домой, но Вовчик к тому времени уже прилично набрался. Да и Колян встрял, услышав ее уговоры:
– Чего это – домой? Не выдумывай. Переночуете, завтра вместе уедем. Все веселье еще впереди.
Переночуем? Киви еще больше испугалась и подумала: может, бросить Вовчика и сбежать? Но как? У нее не было ни денег на дорогу, ни представления о том, где она вообще находится. Киви старалась держаться поближе к Вовчику, но тот к ночи вырубился окончательно, заснув на диване – пошел дождь, и вся компания перебралась в дом. Киви приткнулась рядом с ним и сделала вид, что тоже спит: она надеялась, что удастся как-нибудь переждать ночь. Может, и удалось бы, но ей мучительно захотелось в туалет. Киви долго терпела, но все-таки не выдержала и пошла: дача была оборудована всеми удобствами, и ей, городской девочке, не пришло в голову пописать просто под кустиком, пройдя в сад через французское окно.