Ника снесла все вниз и запихнула в машину, потом вернулась за сумочкой, ноутбуком и норковой шубкой. Ах да! Она сгребла из ванной свою косметику и ссыпала все в пластиковый пакет. Потом прошла в комнату, постояла, посмотрела по сторонам, вздохнула, с трудом стянула с пальца обручальное кольцо и положила в хрустальную пепельницу: прощай, Миша. Все это время Алина не показывалась из своей комнаты, и Ника, не выдержав, крикнула из прихожей:
– Алина, я ухожу!
Увидев мать с норковой шубкой, перекинутой через руку, Алина вытаращила глаза:
– Ты что, правда, уходишь?
– А ты думала, я шучу?
– А как же я?
– Ты сделала свой выбор. Надеюсь, Люся будет тебе лучшей матерью, чем я.
– Ну, ма-ама!
– Что?
– Как может какая-то Люся заменить тебя, ты что? Ты… Ты больше не любишь меня, да-а? – Алина страдальчески подняла брови, и слезы ручьями полились из ее синих глаз. – Ты меня теперь ненавидишь, да-а?
– А тебе нужна моя любовь?
– Нужна-а! Очень нужна! Мамочка, прости меня! Я наговорила тебя всякой херни… Ой…
Алина испуганно прикрыла рот рукой, а потом зарыдала, некрасиво распустив губы и сморщившись:
– Прости меня-а… Я больше не буду-у…
– Ах ты, господи! Горе ты мое! Ну, как я могу тебя разлюбить, не выдумывай. Иди ко мне. Ну, что ты, детка. – И Ника обняла «детку», которая была на голову выше матери, но рыдала вполне по-детски, горько и отчаянно. – Маленькая моя, не плачь. Я все равно тебя люблю. Ты моя девочка…
Наконец, Алина успокоилась и заискивающе заглянула матери в лицо:
– Ты меня простила?
– А ты меня?
Алина закивала, и Ника несколько раз поцеловала соленые от слез щеки дочери:
– Солнышко мое.
– Мамочка, ну пожалуйста, можно я останусь здесь? Школа рядом, все друзья тут, и вообще… И тебе не надо будет меня возить, время тратить!
– Но мы же с тобой уже все решили.
– Так я остаюсь, да?
– Будем надеяться, ты уживешься с Люсей.
– А если не уживусь, папа купит мне квартиру.
Ника, вздохнув, покачала головой:
– Алина, я умоляю, ты только не расслабляйся. Впереди экзамены, помни. Если что – сразу звони. Я всегда рядом. Для нас с тобой ничего не изменилось, все по-прежнему. Хорошо? Ах, я забыла! Подожди-ка…
Ника сунула дочери мешавшую ей шубку и вынула из ушей маленькие бриллиантовые сережки, которые Миша подарил ей на сорокалетие – Алине они всегда страшно нравились. Вернее, Миша дал денег, а купила сама Ника, да еще и сэкономила на очередную куклу Götz, по которым Алина тогда просто сходила с ума.
– Вот, возьми. Теперь будут твои. Давай я помогу надеть…
Алина ахнула – слезы мгновенно высохли, и она, покраснев от удовольствия, уставилась на себя в зеркало:
– Класс! Светка удавится от зависти. Спасибо, мамочка!
– Носи на здоровье. Ты не позвонишь папе? А то я не могу.
– Хорошо-хорошо, я позвоню!
– Веди себя прилично. Не опаздывай в школу.
– Мам, да ладно тебе. Я справлюсь.
– Хочешь, разбужу тебя в понедельник?
– Ты что – приедешь? – изумилась Алина.
– Нет, не приеду, – улыбнулась Ника: так далеко ее материнская любовь не простиралась. – Я позвоню.
– Не надо! Я поставлю будильник. Должна же я привыкать к самостоятельности.
– Вот именно. Да, и не забудь проследить, чтобы бабушка поужинала и не легла спать одетой.
– Бабушка! – ахнула Алина: она только сейчас осознала все последствия материнского ухода.
Ника поцеловала растерянную дочь и ушла. Алина постояла в задумчивости, потом полюбовалась на себя в зеркало и наконец набрала отцовский номер:
– Па-ап! Приезжай домой! Мама ушла. Совсем. Я ей ничего не говорила, честно. Она сама как-то узнала. А-а, вон что! Не знаю. Сейчас посмотрю. – Алина побежала в комнату родителей и проверила шкафы. – Все забрала, ага! Только кольцо оставила обручальное. Пап, а вы разведетесь, да? Ужас какой! Пап, а я с тобой останусь, мама разрешила. Что? К своим поехала, к бабушке с дедушкой. Да только что ушла, минут пять назад! Папа?
Но папа уже отключился – звонок дочери застал Мишу в машине, он как раз ехал домой. Он тут же позвонил Нике, но она сбрасывала его звонки, а потом прокричала в трубку: «Я не хочу с тобой разговаривать! Все кончено» – и вырубила телефон. «Твою мать!» – Миша надбавил газу. Он был на полпути к Зубовскому бульвару, но развернулся в другую сторону и в результате приехал к дому родителей Ники гораздо раньше – сама она довольно долго рыдала в машине, потом приводила себя в порядок, да и ехала весьма медленно: куда ей теперь торопиться-то? Некуда. Увидев подъезжающий «Мини-Купер», Миша вылез из машины, но Ника, не останавливаясь, прошла мимо, так что Мише пришлось схватить ее за рукав.
– Оставь меня в покое, – Ника отдернула руку.
– Давай поговорим. Я тебе все объясню.
– Я буду разговаривать только с твоим адвокатом. В понедельник подаю на развод.
– Я не хочу с тобой разводиться!
– И что ты предлагаешь? Шведскую семью? Всю жизнь мечтала! Дай мне пройти.
И Ника, решительно оттолкнув мужа, скрылась в подъезде, а Миша беспомощно посмотрел ей вслед, потом вернулся в машину – посидел, глядя пустым взором на полутемный двор, потом резко дал по газам и рванул в сторону дома.
Глядя на себя в зеркало, висевшее в кабине лифта, Ника изо всех сил старалась успокоиться. В квартиру родителей она вошла, улыбаясь, но улыбка продержалась недолго: ей открыл испуганный Курзик, а в кухне она нашла заплаканную маму и расстроенного отца. В доме явно пахло бедой – и валерьянкой. Оказалось, что еще в пятницу Анечку увезли на «Скорой» в больницу: что-то в животе заболело, как сказал Курзик. Сегодня их к Анечке не пустили, велели до понедельника не приходить. Все трое смотрели на Нику с надеждой, по привычке ожидая, что она сейчас все объяснит и решит. Ника стала звонить на Пироговку – оказалось, что у Анечки сдвинулся камень в желчном пузыре и ей в срочном порядке сделали лапароскопию.
– Это очень несложная операция, правда, под общим наркозом. Поэтому и не пустили: Анечка в реанимации, – успокаивала Ника родных, между делом накрывая на стол. – Ничего страшного, она поправится. Все будет хорошо.
К концу чаепития мама улыбалась, отец заметно повеселел, а Курзик совершенно успокоился. На фоне Анечкиной операции известие о разводе Ники не вызвало особенно бурных эмоций, хотя мама, конечно же, ахнула, а отец мрачно сказал: «Этот твой Миша никогда мне не нравился!»
В трехкомнатной родительской квартире места хватило всем. У Анечки была собственная жилплощадь, и Ника сначала было решила, что поживет там вместе с Курзиком, но потом подумала, что вместе у родителей им будет лучше. В конце концов они договорились, что по утрам Ника будет отвозить Кузьму в школу, а забирать его после занятий станет отец. А в воскресенье они – назло врагам! – все-таки отпраздновали Никины сорок пять.