Золото скифов. Тайны степных курганов - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Янович cтр.№ 41

Пеласгийский (полянский) компонент определил приверженность романских народов к благоустроенной, комфортной жизни, красоте и искусствам, к амурным делам.

Сакский компонент определил приверженность германских народов к власти, дисциплине и порядку, к военным предприятиям. Германские и романские народы соперничали между собой и смешивались, создавали различные государства и империи, но основывали их на принципах гораздо худших, чем арийские. Их возглавляли не благородные просвещенные брамины, а грубые и жестокие воины, либо погрязшие в праздных развлечениях и интригах светские люди.

Славянские народы потомки, главным образом, преждевременных демократов венедов, унаследовали соответствующие качества. Венеды не имели четких институтов самоуправления. В подтверждение сказанного, византийский историк VI века Прокопий Кесарийский пишет: «Эти племена, славяне и анты, не управляются одним человеком, они издревле живут в народоправстве, и поэтому у них счастье и несчастье считается делом общим» [5, 3:14,22].

То, что сегодня, с христианской точки зрения, представляется достоинством, в древности было нарушением закона, на котором держалось арийское общество, и привело к разрушению его четкой структуры. За свой старый грех славяне расплатились тем, что оказались неспособными к самоорганизации, а потому периодически попадали под чуждое, не отвечающее их интересам, правление^[15].

Для них стали характерными: неорганизованность, неупорядоченность жизни во всех ее аспектах, от бытовой до государственной; неуважение законов рядовыми гражданами и произвол со стороны властей; неверие в способность упорядочить жизнь собственными силами; готовность ради желаемого порядка подчиниться иноземцам и инородцам и проявлять преданность властям. С другой стороны: нелюбовь к жесткой дисциплине, жажда свободы, постепенное накопление недовольства властями, сочувствие к выступающим против властей и, наконец, «бунт бессмысленный и беспощадный». Крушится подряд все, что было, и хорошее, и плохое. Принимается новое по принципу — «нехай прше, аби шше». Прошлое вычеркивается из памяти. История в очередной раз начинается с нуля.

Недавно таким образом покончили с социализмом, до того — с Романовыми, еще раньше — с Рюриковичами, а до Рюриковичей — с Киевичами. Народ же участвовал во всем этом либо с великим энтузиазмом, либо не противился и каждый раз попадал «из огня да в полымя». Воистину мы — «Иваны, не помнящие родства».

Может быть, мы потому не хотим ничего помнить, что по сравнению с ранее отвергнутым общественным строем ариев, о последующих стыдно и вспоминать. Славяне перепробовали на себе все мыслимые порядки, но ни на одном из них не остановились и не довели до совершенства. За непредсказуемость и неопределенность западные соседи, с одной стороны, презирали славян (в этом отношении характерно высказывание Фрейда относительно русских: «Они заполняют любой сосуд, принимают любую форму, но не сохраняют ни одной из них»), а, с другой стороны, опасались возможности их организации и всячески препятствовали ей, поддерживая различных смутьянов, противников единства и порядка, о которых Столыпин говорил, что в то время как нам нужна великая Россия, им нужны великие потрясения.

Сегодня, после очередного «разрушения до основания», на постсоветском пространстве образовалось большое число независимых государств. Появилось много деятелей, ищущих объединяющую национальную идею.

При этом наблюдаются три негативные тенденции. Одни культивируют давно отжившие, непригодные для настоящего времени обычаи, верования и одеяния предков. Этим они порочат образ своей нации, превращая его в шутовской. Другие рядятся в чужие одежды. Заявляют о своей принадлежности к Европе, к западной цивилизации и всячески отмежевываются от своих сородичей, которые не нравятся западному бомонду. Этим они роняют собственное достоинство, напоминая мещан, стремящихся во дворянство (отечественных Мартына Борулю или Проню Прохоровну). Национальная идея третьих сводится к сплочению граждан нынешней титульной нации перед общим врагом, — бывшей титульной нацией, на создание негативного образа которой расходуют свои таланты. Они стремятся вызвать неприязнь к гражданам своей страны, не разделяющим их взглядов, русским и русскоязычным, называя последних предателями.

Среди третьих много лукавых и серых людей, которые хотят объединиться по этническому признаку ради того, чтобы получить преимущества перед гражданами страны, принадлежащими к другим этносам^[16]. В Советском Союзе такие люди, а часто — те самые и с той же целью, объединялись под крылом КПСС.

Николай Бердяев писал о таких: «Во всех случаях человек надеется возвысить себя не через личные качества и достижения, а через причастность к играющим роль группировкам» [78,180]. Будучи выдворенным на Запад вождем победившего пролетариата в составе элиты бывшей Российской империи (писателей, философов, ученых), Бердяев и там обнаружил таких людей. Он с прискорбием отмечал: «Меня поражал, отталкивал и возмущал царивший повсюду в Европе национализм, склонность всех национальностей к самовозвеличиванию и приданию себе центрального значения… Национальность подменила Бога. У меня есть настоящее отвращение к национализму, который не только аморален, но всегда глуп и смешон, так же, как индивидуальный эгоцентризм» [78, 251].

Однако при этом Бердяев отрицательно относился и к интернационализму, лишающему народы индивидуальности. Желание обрести свое лицо естественно. Только для этого не нужно культивировать свои сомнительные особенности, по поводу которых Ромен Роллан сказал: «Правда у всех одна и та же, но у каждого народа есть своя особая ложь, которую он именует своими идеалами» [79, 335].

Если нация консолидируется на общечеловеческих ценностях, то она будет притягивать и вбирать в себя многих различных людей. Но чем более однобоки ее ценности, тем более будет она однородной и бедной духовно. Чем больше она вобрала в себя разнородных элементов и создала из них единое сообщество, чем совершеннее и ближе к христианской объединяющая ее идея, тем более полнокровна и жизнеспособна нация^[17]. Своеобразие же возникает само по себе, естественным путем, хотим мы того или не хотим. Нужно просто любить своих ближних, не только соплеменников, но всех граждан своей страны (что должны помнить и меньшинства). Это христианская идея, и она же лежит в основе доброго патриотизма, который проявляется в любви к стране, в которой ты живешь, к людям, ее населяющим, в готовности жертвовать какими-то личными интересами ради ее процветания и благополучия ее граждан. Это основа единства, силы и благополучия державы или нации, если так называть сообщество населяющих ее граждан.

Уроки нашей истории говорят о том, что нельзя безнаказанно ущемлять права и делать недовольными даже небольшие группы населения, национальные или социальные. Чем более несправедлива к ним власть, тем более сочувствует им народ. Заодно вспоминает и свои обиды на власть и становится против нее на сторону недовольного меньшинства. При этом лидерами становятся экстремисты всех мастей, стремящиеся свергнуть существующий строй или разрушить государство, что и происходит. Именно это, а не экономическая слабость, последовательно привели в двадцатом веке к краху две могучие империи — Российскую, а затем Советскую. И это при том, что последняя жестоко подавляла всякое инакомыслие в зародыше.