Мария Магдалина - читать онлайн книгу. Автор: Людвиг Янсен Кэтрин cтр.№ 117

Судя по вымученному объяснению Бернардино Сиенского, средневековые проповедники прекрасно знали, что образ Марии Магдалины, составленный на три четверти по приказу Папы Григория Великого и на одну четверть на основе легенды, принимали далеко не все. Как и Бернардино Сиенский, многие проповедники, в том числе Убертино да Касале, Лука да Битонто и Джованни да Сан-Джиминьяно, обращали в проповедях свое внимание на это затруднение ^[934]. Иоанн Библейский, например, говорил, что ни святой Амвросий, ни святой Бернард не считали Марию Магдалину и безымянную peccatrix из Нового Завета одним и тем же лицом, несмотря на то что так думали Папа Григорий Великий и Августин ^[935]. Рассказывая о несогласии Отцов Церкви относительно личности Марии Магдалины, проповедники давали новый повод для сомнений в отношении достоверности образа этой святой.

В эпоху позднего Средневековья посеянные семена сомнения стали прорастать в среде мирян. Во Флоренции Диодата Адимари была столь обеспокоена этим обстоятельством, что даже писала своему духовному наставнику Антонио Пьероцци, спрашивая, что он думает по этому поводу. В ответном письме он сообщает:

По первому вызывающему сомнения пункту: является ли та грешница Марией Магдалиной, сестрой Лазаря и Марфы, богатых и уважаемых аристократов; или это другая женщина, имя которой авторы Евангелий просто не упоминают… Я полагаю, вместе со святым Григорием и святым Августином, что она и есть та женщина, во-первых, великая грешница, а затем величайшая последовательница Христа ^[936].

Созданный Папой Григорием Великим образ святой начал рушиться. Сколь бы ни пытался Антонио Пьероцци унять сомнения Диодаты, он в первую очередь, по-видимому, успокаивал самого себя, говоря, что святая в том виде, в каком нам ее представил Папа Григорий, действительно существовала. И он был прав, когда так поступал: не успели смениться и два поколения после его смерти, как в 1517 году Жак Лефевр д’Этапль издал трактат, в котором подверг резкой критике образ Марии Магдалины, созданный Папой Григорием Великим. Этот ученый-доминиканец использовал точные научные приемы нового гуманистического метода — текстологии — для анализа состоящего из трех частей образа Марии Магдалины. Он утверждал, что нет никаких оснований — ни исторических, ни научных — для объединения, как это сделал Папа Григорий Великий, различных новозаветных персонажей в один ^[937]. Хотя Сорбонна и осудила его, а Иоанн Фишер, епископ Рочестера, подверг его положение критике, точка зрения Жака Лефевра д’Этапля еще больше разожгла пламя протестантизма, готовое поглотить культ святых. Неприязнь Лютера, как и его сторонников, к святым вошла в легенду. Не сделали они исключения и для beata peccatrix. Цвингли считал Марию Магдалину отличным примером нелепости католического учения о заступничестве святых, а Кальвин, идя по стопам Жака Лефевра д’Этапля, подверг критике объединение Папой Григорием Великим различных новозаветных персонажей в один образ. Также не оставил он без внимания и ходившие в Провансе легенды и с характерным презрением отозвался об ее мощах, которые, судя по их количеству, принадлежали по меньшей мере двум людям ^[938].

Теологи католической Реформации сначала ответили на нападки протестантских реформаторов тем, что Трентский собор подтвердил силу таинств и культ святых. Впрочем, это не помешало произойти тому, что должно было случиться: под влиянием критики со стороны протестантов и реакции на нее католической церкви образ Марии Магдалины претерпел определенные изменения. Некогда его наделяли множеством символических значений, теперь же, под натиском протестантов, более всего обращали внимание на действенное покаяние святой, одно из пяти таинств. Ее роль apostolorum apostola, приписываемая ей в легендах, совсем была забыта, так как на Трентском соборе было решено уничтожить все изображения святой, основанные на легенде, а не на исторических свидетельствах ^[939]. Впрочем, показательно то, что сцены, рассказывающие о ее покаянии, хотя и основанные на легенде, по-прежнему можно было видеть в Сент-Бома. Судя по всему, ее образ кающейся грешницы был слишком важен для осаждаемой Церкви, которая не могла с ним расстаться, хотя ему не было ни одного исторически достоверного подтверждения. Нельзя было отказываться от столь привлекательного, хотя и спорного образа. Нагота средневековой Марии Магдалины, вызывавшая одновременно представление о невинности и чувственности, была чересчур привлекательна, чтобы избавляться от нее. Однако к началу Нового Времени ее нагота перестала напоминать о том, что она вновь обрела невинность. Художники того периода создавали дразнящие портреты, подчас даже похотливые, обнаженной и исступленной кающейся грешницы, нежащейся в своей пещере ^[940].