– Я стал последним клиентом? – тихо спросил Амон.
Кабина плавно пришла в движение.
– Да, – после паузы подтвердил лифтёр. – Мне очень жаль.
Машина вздохнул и едва слышно выругался. Амон кивнул и вытащил из кобуры «12».
– Оружие вам не понадобится, Кирилл, те люди уже ушли.
Оставив после себя кровь и пустоту…
…На площадке в углу лежало тело неизвестного мужчины с перерезанным горлом. Прикасаться к нему не стали, Ермолай сфотографировал на телефон, пробормотав: «Потом опознаем», и они пошли дальше. Дверь взорвана и раскрыта настежь, у порога распласталась Мария Фёдоровна, голова пробита пулей. Клетка раскрыта. Ольгина нет.
Увидев, что гигант исчез, Покрышкин вернулся на площадку, а Кирилл задержался. Медленно обошёл Погреб, бездумно разглядывая серебряные стены, с минуту постоял возле тела старухи, потом – около взорванной двери, таращась на сорванный замок, а уже в лифте – очень спокойный, собранный и сосредоточенный – негромко спросил:
– О ней позаботятся?
– Всё будет в порядке, – пообещал лифтёр.
– Хорошо.
Кабина стала подниматься.
– Что ты задумал? – поинтересовался Ермолай.
– Ты сам сказал, что сегодня в Москве будет весело, – напомнил Кирилл, глядя в стену кабины. – Я приму в празднике посильное участие.
Лифтёр с Машиной переглянулись, после чего Аристотель попросил:
– Скиньте ссылку на трансляцию.
* * *
– Что это? – наконец спросила Порча, кивнув на серебряную урну.
Наконец, потому что Иннокентий вернулся в квартиру с час назад, он распаковал свёрток, осторожно водрузил урну на журнальный столик, уселся в кресло напротив и с тех пор не менял позы, не отворачивался и, кажется, не мигал. И молчал, разумеется, как будто Ленки в квартире не было.
Порча мудро выдержала долгую паузу, позволив Кроссу сполна налюбоваться игрушкой, и задала вопрос только сейчас, почувствовав, что пришло время.
– В урне находится прах Безликого, – ровным голосом ответил толстяк.
Ожидал услышать изумлённый возглас и естественный вопрос: «Откуда?!», но Порча удивила. Хмыкнула, переведя взгляд на урну, прищурилась и поинтересовалась:
– Зачем он тебе?
Сразу попав в точку.
– Чтобы вырваться отсюда, – сказал Иннокентий, не желая этого говорить.
Потому что «вырваться отсюда» одновременно означало навсегда расстаться с Ленкой.
– Это возможно? – помолчав, спросила Порча.
– Я хочу домой.
– Это возможно?
– Не знаю.
Кажется, она вздохнула с облегчением. Но очень-очень тихо, чтобы его не расстроить. Но Кросс всё равно расстроился, поскольку вздох означал, что Ленке не всё равно.
Так же, как ему.
– То есть ты просто веришь, да? – уточнила Порча. – Безликий – единственный, кто разгадал тайну межзвёздных путешествий, ты раздобыл его прах и веришь, что сможешь его воскресить?
– Нет, конечно, нет, – вымученно улыбнулся Иннокентий. – Воскресить Безликого нетрудно, но если господин поднимется из праха, он меня казнит.
– За что? – растерялась девушка.
– За то, что не уберёг. За то, что долго его не воскрешал. За то, что не слетал на Аммердау за помощью и войсками… Мало ли за что? – Кросс пожевал губами. – Господин и так был сумасшедшим, как все Древние, а теперь, дважды умерев, наверняка рехнулся окончательно. Не хочу проверять.
– То есть воскрешения не будет?
– Ни в коем случае.
– Как же ты вернёшься?
– Его прах – мост в Аммердау.
– Прозвучало сложно и непонятно, – не стала скрывать Ленка.
– Потому что я сам не до конца понимаю, о чём говорю, – пояснил Кросс. – Но способ есть, он связан с прахом господина, который может использовать Ксана, и я хочу вернуться домой.
– У тебя там семья? – неожиданно спросила Порча. Никогда раньше она не задавала этого вопроса. Не хотела бередить рану, понимая, что никуда Иннокентию с Земли не деться, но сейчас ей стало важно знать, что тянет его домой.
Очень важно.
– Безликий запрещал гвардейцам иметь детей, точнее, лишал их… нас этой возможности, – ответил Кросс, глядя подруге в глаза. – Мои родители были казнены, моя жизнь прошла в казарме, моим смыслом было служение господину, но сейчас я просто хочу домой. Я хочу оказаться там, где вырос. Хочу бродить по миру без скафандра и наслаждаться запахами, которые мне иногда снятся. Мне это нужно…
– Для счастья? – тихим эхом перебила Иннокентия девушка.
И увидела очень грустную улыбку. Даже удивительно, как её, такую искреннюю и печальную, смог передать нахлобучник. А он смог, потому что ответ шёл из души Иннокентия.
– Для счастья мне нужно, чтобы ты бродила рядом со мной, – ответил Кросс, отворачиваясь. Помолчал и закончил: – Я застрял, Ленка, я крепко застрял меж двух миров.
Несколько секунд Порча смотрела на Иннокентия, затем вытерла слезу и твёрдым голосом спросила:
– Как я могу тебе помочь?
* * *
Закат – это не только неотвратимое событие, но и символ смерти.
А иногда – сама смерть…
И именно на закате к небольшому, прекрасно отреставрированному особняку по Крылатской улице подошёл одинокий мужчина. Участок земли глубоко вдавался в заказник, и благодаря этому обстоятельству, а также высокой ограде дом был не виден с дороги, но мужчина точно знал, что прибыл по назначению.
И ещё знал, что надолго в особняке не задержится.
Первым погиб охранник у ворот – в таких случаях им везёт меньше всех. Охранник поинтересовался, кто и к кому пришёл, и мужчина убил его, полностью скопировав действия Сапёра: выстрелил через запертую калитку, на голос. И с тем же успехом: мозги разлетелись в стороны, охранник рухнул на землю. Звук выстрела поглотил глушитель, и находящиеся в доме истребители о появлении врага не узнали.
К тому же они были заняты.
Истребители собрались на поляне позади особняка, плотно окружили металлический столб, к которому приковали Ольгина, и занимались местью. Или развлечением. В общем, развлекались местью: по очереди вспоминали самые неприятные пытки и тут же применяли их, под вопли:
– Помни о Коротышке, скотина!
– Помни о нашем друге, гад!
– Готовься к долгой ночи!
– Ты будешь мучаться!
И Ольгин мучился: от боли, которую причиняли инструментами и огнём, от серебряных цепей, которыми его приковали к пыточному столбу, от бессилия и бессильной злобы. Первое время он стискивал зубы, не желая показывать истребителям слабость, но вскоре боль стала настолько нестерпимой, что Первородный перестал сдерживаться и с тех пор кричал, не умолкая. Кричал, стонал, ругался, плакал, призывал все возможные кары на головы мучителей, проклинал их… Проклинал изо всех сил, терял сознание, а когда открывал глаза, удивлялся, что не умер. Снова шептал проклятия, и в какой-то момент…