Последняя из рода Болейн - читать онлайн книгу. Автор: Карен Харпер cтр.№ 9

— Ты утешаешь меня, ma cherie, уже тем, что ты рядом со мной в такое… в такое трудное время. Тело мое настоятельно требует сна, но мысли не дают мне уснуть. Никто меня по-настоящему не поймет, да оно и к лучшему. Довольно того, что ты рядом со мной. А теперь спи, Мария.

— Но я так сильно люблю вас, Ваше величество, — может быть, я сумею понять хотя бы отчасти. — В тусклом свете опочивальни измученная королева могла лишь с трудом различить длинные светлые локоны девочки. Она подошла ближе, плотно запахиваясь в покрывало цвета слоновой кости, и устало присела в ногах узенького ложа фрейлины. Заговорила едва слышным шепотом:

— Этот особняк, Мария, станет моим последним пристанищем, если я в ближайшее время не получу ответа. Здесь надо пробыть шесть недель, а прошла всего лишь одна. Я превращусь в тот серый холодный камень, который здесь повсюду!

Неужто при английском дворе даже не ведают, что происходит в Париже? Прости меня, Мария, — немного помолчав, сказала она уже чуть спокойнее. — Я знаю, что твой отец передал в Лондон все мои мольбы.

— Конечно, передал, госпожа, скоро придет и ответ.

— А он говорил тебе, что ответ придет скоро, ma cherie?

— Я… я же вижусь с ним, Ваше величество, не чаще, чем обычно. Как новый посланник во Франции, он очень занят, вы же понимаете. — Ее голосок смолк, повисло молчание, и вскоре обе они погрузились каждая в свои невеселые думы.

— Я знаю, что вы постоянно думаете о нем — своем брате-короле — и о… герцоге, миледи. Но ведь прошло всего семь дней. Скоро кто-нибудь прибудет.

— Верно, да только тот, кто прибудет скоро, — это мой любящий племянник Франциск, le grand roi ^[25]. И посетит он меня не за тем, чтобы выразить притворные соболезнования, а для того, чтобы принудить меня сочетаться браком с кем-то из его клевретов либо с одним из тех, кого выбрали его мать или сестрица. Как мне ослушаться его, Мария, не опираясь на могущество моего брата? Мне страшно, Мария, мне страшно!

Они, не сговариваясь, отыскали в темноте руки друг друга, переплели пальцы. Марии так отчаянно хотелось протянуть своей старшей подруге хоть ниточку надежды, какой бы тонкой та ни была.

— Несомненно, мой отец скоро снова навестит меня, и вы, Ваше величество, можете хотя бы спросить у него совета.

— Нет, милая Мария. Даже за все золото Франции я не согласилась бы обидеть тебя, но только его совет тоже будет приказом, которого я боюсь: «Вступите в тот брак, который ваш венценосный брат сочтет наиболее полезным для Англии», — вот что он скажет. Ну уж нет! С меня довольно этого!

Ее пальцы так внезапно сжали руку Марии, что той стало больно.

— Я должна найти — и найду во что бы то ни стало — путь между Сциллой замыслов Франциска и зловещей Харибдой, новым браком за границей, что готовит мне брат. Ни за что!

Мария Тюдор отпустила руку девочки и встала — плотно закутанная фигура в полумраке опочивальни. В глазах Марии ее королева была странно похожа на привидение в белом одеянии, какое у французов принято носить в знак траура. Юная фрейлина ощутила, как у нее покалывает в пальцах, к которым снова прилила кровь. Ей хотелось возразить своей прекрасной госпоже, что ее отцу, конечно же, вполне можно доверять как полномочному посланнику короля и что Генриху тоже можно верить — ведь он добрый христианин и сдержит данное сестре слово. Мария своими ушами слышала его обещание! Однако знала она и то, что ее госпожа не доверяет ни одному из этих двоих, коль скоро речь заходит о ее горячей и безнадежной любви к герцогу Суффолку, а потому девочка прикусила язычок.

— Мне кажется, la petite blonde Anglaise, я смогу теперь уснуть. Я не допущу, чтобы новый король нашел меня усталой и измученной, с темными кругами под глазами и залегшими на лбу складками. И сделай, Господи, так, чтобы зубная боль перестала донимать меня, когда придется принимать монарха.

Изящная фигурка королевы скользнула прочь от Марии, к огромному ложу под балдахином, уже убранным в светло-коричневый и белый цвета, с изображением саламандры — символики нового короля Франциска I.

— Я скажу королю, что ты должна остаться при нашей беседе завтра утром, Мария. Мне с тобой будет спокойнее, а он наверняка не станет лишать меня единственной оставшейся фрейлины-англичанки. Добрых сновидений, Мария.

— Да хранит Господь Бог нас обеих, Ваше величество, — послышался шепот Марии Буллен, и темная опочивальня снова погрузилась в тишину.

«В декабре даже свет дня выглядит морозным», — подумала Мария Буллен, глядя на свинцово-серое небо, нависшее над каменными балюстрадами особняка Клюни. По крайней мере, можно закутаться потеплее и снова побродить по римским развалинам в заледенелом парке.

— Если бы этот особняк Клюни стоял на берегу реки, мы бы точно окоченели, Ваше величество, — заметила она своей госпоже; та напряженно застыла в резном дубовом кресле, ожидая прибытия нового короля. Тяжелые юбки из златотканой парчи, собранной в тугие складки, казались высеченными из мрамора, но Мария-то знала, что ее государыня вовсе не холодная статуя. Она видела, как от порывистого дыхания Марии Тюдор вздымается тесный корсаж цвета слоновой кости и колышется изящно ниспадающий на него с плеч каскад тюля и белого крепа. Ровно мерцали драгоценные камни на внешних парчовых рукавах и в их декоративных прорезях, открывавших такие же внутренние рукава, и на тяжелом поясе, с которого до самого ковра, до носков бархатных туфелек, свешивались длинные четки.

Сама юная фрейлина замерзла и казалась себе невзрачной в платье из бархата и парчи, которое четко обрисовывало пока еще миниатюрные формы, обещавшие превратиться со временем в пышные округлости женской фигуры. В комнате царила абсолютная тишина, пока не заговорила ее обожаемая королева и подруга.

— Боюсь, что мы все равно окоченеем, Мария, — во всяком случае, души у нас заледенеют, — если только не удастся в самом скором времени покинуть этот особняк. Франциск прекрасно понимает, что я не жду дитя. Как страстно я жажду сжечь у него на глазах эту бесцветную парчу, шелка, тюль и креп, а потом смеяться и танцевать на его коронации в Реймсе!

Ее горячность испугала Марию, она ощутила, как защемило сердце.

— Вы просто утомлены, Ваше величество. Скоро, совсем скоро придут добрые вести. Зубы у вас прошли?

— Болят, Мария, все сильнее и сильнее. Мятное масло с камфарой совсем не помогает. Впрочем, у меня все болит — кто поймет, в чем причина, кто пропишет лекарство? — Она как-то странно рассмеялась, и Мария даже обрадовалась, когда раздался стук в дверь. Она тихонько отступила к самой стене, чтобы казаться как можно менее заметной в грядущем столкновении царственных особ. Неожиданно громким показалось ей шуршание белых юбок.

Створки дверей бесшумно, словно сами собой, скользнули в стороны — и вот явился он, куда более высокий и величественный, чем она привыкла видеть его на банкетах, маскарадах и играх. Могучие плечи, казалось, готовы разорвать белый бархат дублета, а голова с гладко зачесанными черными волосами и точеными чертами лица смотрела чуть ли не из-под потолка на завороженную Марию. В этот потрясающий миг Мария думала только о том, чтобы не разинуть рот, и была не в силах оторвать глаз от стремительных крепких ног, не прикрытых белым бархатом короткого, отороченного мехом горностая плаща. Франциск мелькнул перед ней и быстро подошел к ожидающей Марии Тюдор. Его белые одежды — дублет, короткие штаны, узкие чулки — были сверху донизу покрыты вышивкой, кружевами, тончайшими складками, обшиты изысканной каймой. Франциск излучал тепло и жизненную силу, хотя был одет в белое, как и обе дамы, с головы до ног. Филигранно расшитые золотом подвязки подчеркивали каждое движение мускулистых ног. Он сдернул с головы горностаевую шапку, украшенную длинными снежно-белыми перьями цапли, а золотой пояс, кинжал и богато разукрашенный гульфик, хранивший его мужское достоинство, — все кричало о богатстве и дышало жаром, какого отнюдь не испытывали обе англичанки в своих траурно-белых одеяниях.