Вещные истины - читать онлайн книгу. Автор: Рута Шейл cтр.№ 44

Снова обретя урну, он несколько успокаивается.

– Мой телефон остался в доме.

«Отчим», – вспоминаю я.

– Мы искали тебя там. Я и Бесков. И видели…

Лицо Германа искажает судорога.

– Не надо.

– Конечно, не надо. Ты убил человека и не хочешь это обсуждать. Вполне понятное желание. – Я возвращаюсь к шкафу и шарю взглядом по комнате в поисках укрытия, но не нахожу ничего подходящего. – Отвернись!

Герман послушно закрывает глаза. Я начинаю торопливо переодеваться в надежде на то, что он – джентльмен. Глупые фразы призваны скрыть смущение.

– Я нашла дом на Кройц-штрассе. Ты должен быть там. Немного шумно, зато бесплатное питание и смена белья. И гарантированная защита от шеффенов – а вместе с ними и от разносчиков пиццы, спама по интернету, телефонных мошенников и прочих благ цивилизации, кроме горячей воды из крана в виде…

– Нет никаких шеффенов.

– …Химеры, извергающей содержимое своего…

– Есения, ты меня слышишь? Шеффенов не существует!

Очередной стук заставляет нас слаженно умолкнуть.

– Ты там с Шопенгауэром, что ли, общаешься? – в голосе Амины явственно звучит угроза.

– Нет, с Петром Леонидовичем Филином! – рявкаю я и хватаюсь за мобильный. Пока мои пальцы скользят по экрану, с той стороны двери доносятся раздраженное «что еще за Филин?» и растерянное Настино «сосед, полгода назад паленой водкой насмерть отравился». Продолжения я не слышу, потому что на полную громкость врубаю тяжелый рок.

– Терранова, у тебя на нервной почве крыша поехала, – яростно шепчу я ему на ухо. – Что значит, нет шеффенов? Может, убийств тоже не было?

– Я все объясню. Но не здесь. Нам лучше уйти.

Он долго смотрит мне в глаза. Он на самом деле верит в то, что говорит.

– Ты ненормальный.

– Ты пойдешь со мной?

– Этот чертов дом на Кройц-штрассе действительно безопасное место.

– Пойдешь со мной?

– Хозяин, конечно, со странностями, но при желании с ним можно не встречаться.

– Пойдешь?

Я должна его выслушать. К тому же, соблазн улизнуть от ассасинов Бескова слишком велик. Герман растягивает губы в улыбке раньше, чем я успеваю что-то сказать.

– Тогда открой окна. Шире. И щель под дверью заткни чем-нибудь вроде… – Я сдергиваю с кровати одеяло. Герман кивает: – Да, годится.

Музыка заглушает шипение баллончика с краской. Я слышу его дважды – когда Герман рисует третий рейсте на стене моей комнаты, и после, когда закрашивает точно такой же на дощатой двери покосившегося сарая под бледным небом незнакомого городка.

* * *

Мы по очереди спрыгиваем на дно оврага, в который почти сползла ветхая постройка, и шагаем по жухлой траве мимо ржавой вышки водонапорной башни, груд битого кирпича, одинокого катера, навсегда приставшего к суше полусгнившими бортами, переполненных мусорных баков. Снова выбираемся наверх и молча идем безлюдными улочками, не глядя по сторонам. Сквозь перистые облака рассеянно пробивается солнечный свет. Ветер гонит с запада влажность и запах йода. Я догадываюсь, что мы в одном из рыбацких поселков Куршской косы – и почти уверена в том, зачем.

На дикий пляж ведет грубо сколоченная деревянная лестница с широкими прочными ступенями. Мы спускаемся к узкой полоске песка. Герман что-то говорит, я отвечаю, что ничего не слышу. Мой собственный голос утопает в грохоте волн. Вода цвета бутылочного стекла снова и снова яростно штурмует пустынный берег.

Я сажусь на песок возле кромки прибоя, подтягиваю колени к груди и кладу подбородок на скрещенные руки. Герман снимает кроссовки и, прижав к себе урну, медленно заходит в воду.

Здесь словно стерли все лишние краски, отключили ненужные звуки. Плеск, нарастающий рокот волны, перекатывание песка, мягкое шипение прибоя. Синь, насколько хватает глаз – до самого горизонта, где в дрожащей дымке водная гладь сливается с небесной, будто бы там и есть край земли, будто бы за этой недостижимой тонкой чертой скрываются боги, в которых мы не верим, и страны, в которые нам никогда не попасть.

Словно совершая жертвоприношение, промокший с головы до ног, Герман протягивает руки к горизонту и медленно опрокидывает урну. Серый прах струйкой ссыпается в воду, сизое облачко золы сдувает ветер.

Герман возвращается с низко опущенной головой. Садится рядом и отряхивает с босых ступней влажный песок.

– Это был Марк, – говорит он сдавленно. – Я вытащил деньги на кремацию из кармана отчима. – И прячет лицо в ладонях.

Я тянусь к нему, обхватываю обеими руками, прижимаю его к себе – холодного, дрожащего, убийцу, могильщика. От мысли, что его может не стать, у меня обрывается сердце.

– Найди мне смысл, – просит он, а у самого глаза пустые. Взгляд блуждает, ни за что не цепляясь. Герман ощупывает мое лицо, будто слепой. Проводит по моим губам ледяными пальцами, перебирает пряди волос. – Найди мне смысл, – повторяет он с глухим упрямством, – иначе я здесь не останусь.

Это не поцелуй, это попытка сорвавшегося в пропасть удержаться за последний уступ. Соленая горечь, хруст песка на зубах, головокружение невесомости. Нас двое, и я никуда тебя не отпущу. Я здесь, видишь? И буду держать тебя до тех пор, пока ты не научишься держаться сам, и не отпустишь мою руку.

– Спасибо, – выдыхает он с закрытыми глазами.

– И тебе, – говорю я, стирая слезы с его ресниц.

Мы долго сидим, вцепившись друг в друга, и смотрим на море, словно где-то там затонул наш корабль, в щепки разбилась спасательная шлюпка; не выжил никто, только мы вдвоем чудом выбрались на эту полоску суши. Неизвестно, сулит ли она спасение или смерть от лап диких зверей, но сейчас так отчаянно хочется верить в то, что самое страшное позади…

Герман поднимается первым и протягивает мне ладонь.

– Добро пожаловать на борт «Титаника». Вас ждет путешествие по высшему классу.

Он кладет руку мне на плечо, я обнимаю его за талию (обнимать Германа Терранову отнюдь не самая естественная в мире вещь) и мы возвращаемся к лестнице, оставляя за собой цепочку следов.

По безлюдному пляжу со звонким лаем носятся три бродячих собаки.

* * *

– Один и тот же? Ты уверен?

Герман кивает и тащит с тарелки очередной кусок размороженной пиццы. Я растерянно перевожу взгляд с газовой колонки на замазанное белой краской стекло под самым потолком – чем руководствовались строители дома, когда решали, что между ванной и кухней должно быть окно? – и снова на колонку, круглый бок которой украшает полустертая переводная картинка с дрейфующим во льдах пароходом.

– А они не могут, ну… Ошибаться?

Причиной заминки становится последний треугольник теста с колбасой и маслинами. Я великодушно предлагаю его Герману. Герман столь же великодушно отказывается.