Вещные истины - читать онлайн книгу. Автор: Рута Шейл cтр.№ 40

Она прекрасна. Она бесценна.

– Этот гобелен сводил Рауша с ума, – поясняет голос за моей спиной. – Он созерцал его часами, и никто не смел вмешиваться, сколь важной ни была бы причина. Можно только догадываться, из чьих рук предмет попал в Комиссию по использованию дегенеративного искусства – а фюрер называл так все, что не вписывалось в идеологию нацизма, – вот только один из членов Комиссии, ее, так сказать, арт-директор, Хильдебранд Гурлитт работами художников-«дегенератов» не гнушался. Он по смешным ценам выкупал у министерства пропаганды картины Мунка, Пикассо, Шагала, Матисса и собрал частную коллекцию, которая составила бы честь любому крупному европейскому музею. «Дева с единорогом», шпалера конца XV века из запасов Гурлитта, была подарена им Вильгельму Раушу в знак признательности за некую услугу.

– За какую услугу?

– Еще будучи сотрудником «еврейского» отдела, Рауш свел Гурлитта с коллекционером из Дрездена и обеспечил конфиденциальность сделки. При этом сам Рауш не отличался вкусом к живописи. Он был Triebverbrecher. Хм-м… Извращенец. Он видел в этой женщине с гобелена… Женщину. И то, что происходило за запертыми дверями его кабинета, имело мало отношения к наслаждению искусством. Это было совершенно плотское удовольствие.

Меня передергивает от омерзения, и Бесков это чувствует.

– Лизэлоттэ, – говорит он на тон ниже. – Я видел ее всего дважды, но буду помнить до конца своих дней.

Что-то в его голосе подсказывает, что основная мерзота еще впереди. К сожалению, я не ошибаюсь.

– Низкорослая и совсем неподходяще сложенная, она выбривала волосы надо лбом, пытаясь выглядеть, как девственница с гобелена. Пускала себе кровь, чтобы добиться той же бледности. Судя по фигуре, ее можно было бы заподозрить в беременности, если бы та не длилась гораздо дольше положенного срока. Лизэлотте считалась женщиной Рауша и всегда была при нем. Впервые я столкнулся с ней во время медосмотра. Меня только привезли в «Унтерштанд». Это странное существо наблюдало за всеми проводимыми надо мной манипуляциями без единой эмоции. Сидело в углу кабинета, а потом встало и вышло прочь. На мой вопрос медик ответил, что это Лизэлотте, die Braut, то есть, невеста герра Рауша. Не думаю, что он выбрал правильное слово. Она была Schlampe. Bljat’. – Бесков чудовищно коверкает это слово, отчего оно звучит еще более хлестко. Впрочем, акцент пропадает так же внезапно, как появился. – Когда Лизэлотте пришла ко мне ночью, я сразу понял, что до меня она побывала с кем-то еще. В руках она держала большую связку ключей – не знаю, украла или Рауш отдал их сам. Она говорила, что жалеет нас: мы никогда уже не увидим других женщин, потому что скоро умрем. И предлагала себя. В то время любому было ясно, что война проиграна, но когда это прозвучало из ее уст, мне захотелось ее пристрелить. Я был слишком неопытен, чтобы понять природу той своей внезапно вспыхнувшей бешеной ненависти. Это был не страх поражения или вражеского плена. Даже не страх быть убитым. В уродстве Лизэлотте отражался я сам. Я, запертый в клетке. Я, потерявший рассудок. Полуголый, с иссеченной плетью спиной. Называя меня сверхчеловеком, Рауш обращался со мной, как с рабом. Потому что я ему это позволил.

– Ты принял то, что тебе предлагали?

– Нет. – Теперь уже мне передается его дрожь. – Я поманил Лизэлотте к себе, а когда она подошла, схватил ее, повалил на землю и придушил настолько, чтобы увидеть под белой дрянью, которой она вечно мазала кожу, подлинный цвет ее лица. Она хрипела и извивалась возле моих ног до тех пор, пока на пороге не появился Рауш и не приставил к моему затылку дуло пистолета. В тот раз он не избил меня. Мне показалось, что он остался доволен. А я никогда еще не был так близок к тому, чтобы стать тем, кого лепил из меня Рауш – тупым исполнителем. Големом. Солдатом с мраморными глазами. Да, себя я предал, зато остался верен…

Он замолкает и будто в поисках поддержки касается моей руки. Я легонько сжимаю его пальцы.

– Верен кому?

– Той, что ждала меня и умоляла взять ее в жены, а я ответил, что не хочу слишком рано делать ее вдовой.

Сердце Бескова размеренно бьется за моей спиной. У него была девушка. Он кого-то любил, и этот кто-то горячо отвечал взаимностью…

– Я не фашист, Есения. Рассказать тебе, какой процент личного выбора был у каждого из нас?

– Выбор есть всегда.

– Играй по правилам или умри – это ты называешь выбором? Я никогда не интересовался политикой. Биография фюрера, история партии и политическое страноведение проходили через мой мозг, как вода сквозь сито. Зато мне нравились походы, особенно ночные. Я был лучшим в плавании и беге, к тому же, здоров как бык. Мне прислали документы из Ваффен СС. Мать плакала. Грета говорила, что покончит жизнь самоубийством, если со мной что-то случится. Но я подписал бумаги и отправил обратно. Иначе меня ждала бы смертная казнь.

– Как ты выжил?

– Что?

– Как ты выжил? – повторяю я громче. – Ведь Рауш стрелял в тебя и не промахнулся.

Моего обоняния касается знакомый запах парфюмерии – Бесков стирает с ладони Рейсте Огня. Свечи разом гаснут. Комната-колодец наполняется ароматом тлеющих фитилей.

– У Отто Вайса имелись особые инструкции на мой счет. Он погрузил мое тело в машину и привез в замок Мадар, к графу Секерешу. Граф экспериментировал с оживлением. Мы с Вайсом должны были бежать за океан по фальшивым документам, однако все пошло не по плану. Столкнувшись с необъяснимым, он запаниковал, а когда не уверенный в успехе Секереш попытался скрыться, Вайс ранил его, и открытая дверь досталась мне. Я не знал, куда она ведет. Я просто хотел жить.

– И оказался в доме судьи Рихарда?

В темноте Бесков рассеянно водит кончиками пальцев по моему плечу, вряд ли отдавая себе в этом отчет.

– Да. Только семьдесят лет спустя. Думаю, это был очередной опыт графа. Путешествие во времени. Шайсе…

Мы возвращаемся в комнату Рауша. Там Бесков снова маскирует дверь полотном. Рассеянно осмотревшись по сторонам, он берет со стола потемневший от времени нож для вскрытия писем, проверяет остроту и вдруг быстрым движением протыкает себе безымянный палец.

На пол падает густая темная капля. Приблизившись к стене, Бесков обмакивает кончик пера самопишущей ручки в свою кровь и оставляет на пожелтевших обоях три алых рейсте.

– Тебе нужно увидеть… – Я цепляюсь за протянутую руку. Зеленый дым валит из невидимых щелей едкими клубами. – Что случилось бы, если бы Рейх получил еще несколько таких ребят, как я.

…Ветер треплет волосы и рвет подол платья. Чтобы не упасть, я хватаюсь за что-то шершавое, но тут же отшатываюсь – это каменная морда горгульи, удивленно и испуганно глядящая на раскинувшийся внизу город. Я вижу площадь, крошечные фигурки людей, ярко-синюю ленту реки и мосты, соединяющие два берега. В голубой дымке горизонта, словно мираж, проступают очертания башни. Той самой башни.

С моих губ срывается крик восторга. Сердце замирает испуганно и сладко. Я втягиваю воздух, пытаясь запомнить его запах, ощутить вкус и аромат, но не успеваю – прямо сквозь серый гранит Нотр-Дама меня выталкивают навстречу нестерпимо жаркому солнцу.