Вещные истины - читать онлайн книгу. Автор: Рута Шейл cтр.№ 25

Не подозревающий о моей шизофрении Бесков пробегает пальцами по книжным корешкам и поворачивается ко мне с толстой тетрадью в руках. Судя по тому, как бережно он ее листает, бумага дышит на ладан и грозит вот-вот рассыпаться в пыль.

– Читаешь по-немецки? – спрашивает он, вздернув бровь.

– Со словарем.

– Тогда я прочту тебе сам.

Бесков садится в соседнее кресло и раскладывает тетрадь на круглом столике между нами. Она и вправду немыслимо старая. Листочки просто сложены в стопку и ничем не скреплены.

В небольшую комнату, которая кажется еще меньше из-за огромного количества книг, почти не проникает солнечный свет. Тома, что не поместились на полках, высятся прямо на полу, на столе и под столом. Над камином мерцают два светильника. Бесков поднимает повыше один из листков, чтобы разглядеть написанное, и недолго молчит, пробегая глазами текст. На его переносице пролегает складка.

– Я пропущу начало, – говорит он, – потому что иначе нам придется просидеть здесь до утра. Мы узнаем о жизни в провинциальном немецком городе начала прошлого века и нравственных терзаниях молодого сына пастора, но так и не приблизимся к тому, что действительно важно.

С этими словами он делит стопку бумаги надвое и откладывает половину в сторону. Я устраиваюсь поудобней. Что-то подсказывает, что даже в этом случае кратким рассказ не будет.

– Итак, перед нами история двух друзей, которые покинули родной Прейсиш-Эйлау, чтобы пополнить ряды студенческого братства Кенигсбергского университета, он же знаменитая Альбертина. – Просто удивительно, как ему удается выговорить все это без запинки! – Представь себе 1931-й. Короткое затишье между двух бурь, которые всколыхнут весь мир. Веймарская республика доживает последние годы. В стране кризис и безработица. Правительство закручивает гайки, вводя для своих нищих граждан все новые налоги. Вера в демократию стремительно падает, на смену ей медленно, но верно приходит другая – в лозунги национал-социалистов. Спустя два года над страной поднимется флаг Третьего Рейха…

Ну а пока, прибыв на вокзал с чемоданами, полными книг, наши герои отправляются на поиски жилья и долго бродят по городу, пораженные его многолюдностью и размахом. Устав от впечатлений, приятели оседают в дешевом кабачке. Ромовый пунш и горячие сосиски оказываются весьма недурны, к тому же, заведение облюбовано студентами той самой Альбертины, и друзья наблюдают за шумными гостями, предвкушая скорую причастность к этой таинственной, непонятной, но такой пленительной жизни. Впереди обоих ждут вступительные испытания. Сын пастора намерен посвятить себя изучению богословия, его товарищ мечтает о карьере в медицине, и ни один не подвергает сомнению тот факт, что от цели их отделяет всего лишь необходимость снять подходящую комнату.

Пока наши мечтатели размышляют, не гульнуть ли им на полную катушку и не отведать ли местный «Моорхунден» – копченый творожный сыр двухлетней выдержки по десять пфеннигов за порцию – я позволю себе остановиться на странных отношениях, которые связывают этих молодых людей, несхожих настолько, насколько это вообще возможно. Пасторский сын – назовем его Рихард – вырос романтичным и застенчивым юношей. Он нежно привязан к своей матушке и младшей сестрице. Вынужденная разлука омрачает его сердце, и эту тоску не способны заглушить даже грядущие грандиозные перспективы. Осталась в Прейсиш-Эйлау и тайная любовь. Девушка по имени Уте не подозревает о том, какую бурю чувств вызывает в душе Рихарда. Он не успел ей открыться, и теперь, прихлебывая шипучий пунш, распекает себя за нерешительность. Единственное, что связывает его с домом – это Вильгельм, и до чего хорошо, что они не расстанутся! Да, порой он невыносим и резок, но за годы дружбы Рихард привык к вспышкам гнева приятеля и научился мириться с его непростым характером. В конце концов, судьбу Вильгельма нельзя было назвать легкой – мать умерла в родах, когда ему было десять, так и не произведя на свет пятого ребенка. Из всех ее детей выжил только он, угрюмый мальчишка, вынужденный помогать отцу в сапожной мастерской и едва успевающий из-за этого по учебе. Вильгельм презирал семейное ремесло врожденной ненавистью аристократа, волей судьбы оказавшегося в подмастерьях. Непонятно, откуда взялась в нем тяга к медицине. Рихард не раз поражался тому, как завораживают его друга любые признаки нездоровья – будь то обычная простуда или культя уличного бродяги. Вид увечий и крови всякий раз вызывал в Вильгельме всплеск лихорадочного любопытства. Однажды, возвращаясь из школы, оба стали свидетелями того, как лошадь понесла груженую телегу. Возница криками распугивал зазевавшихся прохожих, деревянные колеса со страшным грохотом катили по мостовой, люди шарахались в стороны и жались к стенам, и только ветхая старуха, не увидев опасности и не услышав ее, медленным шагом переползала с одной стороны улицы на другую, еще не ведая, что вместо соседки через мгновение повстречается с Боженькой на небесах.

На глазах у мальчиков тело несчастной смяло копытами и ободами колес. Мешки из телеги посыпались на дорогу. В воздух взметнулось облако муки, а когда оно осело, Вильгельм уже стоял рядом и наблюдал за тем, как белая пыль пропитывается густым и ярко-красным прямо у мысков его ботинок. Рихард собрался было окрикнуть приятеля, чтобы тот отошел, но Вильгельм вовсе не выглядел напуганным. Под горестные причитания женщин и ругань мужчин он опустил палец в кровавое тесто и принялся внимательно его разглядывать.

Ты наверное спросишь, что же, кроме школьной скамьи и стремления вырваться из провинции, могло объединять столь разных людей? Все просто – это были рейсте. И тут способности сына сапожника намного превосходили пасторские. Вильгельм владел Рейсте Убеждения. Однажды Рихард заметил, что в начале урока странный одноклассник рисует на крышке парты какой-то знак. Отвечая учителю, он кладет на него ладонь, и хотя ответ чаще всего уходит далеко от вопроса, речь ученика настолько заковыриста и мудра, что он неизменно получает повышенный балл. Вильгельм и сейчас уповал на то, что приобретенное таким образом красноречие компенсирует недостаток академических знаний в глазах профессоров Альбертины. В арсенале же Рихарда имелось лишь умение каллиграфически воспроизводить все четырнадцать рейсте, вот только ни один из них не отзывался на прикосновение его ладони.

…Я вижу твое нетерпение, но прошу подождать еще немного. Возможно, ты получишь ответ, не утруждая себя вопросом.

Так значит, ни один не отзывался, и Рихард винил в этом не столько себя, сколько единожды виденного в детстве двоюродного дядюшку из Кенигсберга, который по какой-то надобности приезжал в Прейсиш-Эйлау и останавливался в доме пастора. В памяти сохранился непривычно суровый отец. Пастор изо всех сил стремился пресечь общение родственника с сыном, однако не мог находиться рядом двадцать четыре часа в сутки, в чем благополучно проигрывал матери. Та, напротив, благоволила прогулкам Рихарда в компании добродушного любителя темного пива Готлиба. Когда она складывала еду в корзинку для пикника, вид у нее становился особенно заговорщицкий. Дядюшка с учтивым поклоном принимал корзинку, сам Рихард закидывал на плечо удочки, и оба с видом завзятых рыбаков шли к озеру Лангер, однако до рыбной ловли доходило не всегда. Расположившись возле уютно потрескивающего костерка, мальчик принимался за странную науку. Он должен был снова и снова выводить на бумаге крючки и точки, порой отличающиеся только наклоном или толщиной. Особо обременительным это занятие не было – дядюшкина чепуха на удивление ладно укладывалась в голове, и тот был доволен успехами, хоть и отправлял их в огонь всякий раз, как Рихард заканчивал строку.