Что же рассказать Марку Твену? По Гомеру ударим или по Данте? Я же помнил пару песен из «Рая» – книги, которой вообще никто, кроме переводчиков, не читал… Надеюсь, что и Марк Твен тоже… Или Гоголя воспомянем, Николая Васильевича?
– Знаете ли вы, что такое Химэй? – громко вопросил я и обвёл зрителей взглядом.
– Нагибалово! – выкрикнул молодой парень и тут же получил пару затрещин от соседей и звание «коматоза контуженого».
– Прости его, Лёнечка! – сказала Арина Григорьевна с места. – Он у нас дурачок потому что. Больно грамотный!
Я сурово глянул на дерзкого. Шалишь, дурачки не такие…
– Нет, вы не знаете, что такое Химэй, – понесло меня по ухабам эрудиции. – Клянусь зарёй и десятью ночами, Химэй – это высокое быстрое небо, это вечный поток благодати, это синева без края и зелень без предела. Там нет ни горбатого, ни пузатого; ни бессильного, ни лунатика; ни злодея, ни лжеца; ни злобного, ни ревнивого; ни гнилозубого, ни прокажённого – никого с печатями Зла…
Так, а теперь от старой доброй «Авесты» перейдём и к великому флорентийскому изгнаннику…
Экс-короли тоже слушали… Экс-короли тоже внимали! Они перестали булькать королевским элем и утишали принцев и принцесс беззвучными подзатыльниками. Что же такое надо было сотворить с людьми? Данте, конечно, крут и велик, но я-то не чтец-декламатор, не Владимир Яхонтов и даже не Михаил Козаков… И не заезжий баптистский проповедник – такого отсюда сразу же попёрли бы в три шеи, пылая православным гневом. Хотя и батюшку-златоуста послушали бы минут пять, а потом снова зашушукались, задымили, забулькали… Неужели вправду пришло времечко, когда мужик не Блюхера и не милорда глупого? Массовый гипноз, позитивная реморализация?
Ладно, пойдём на компромисс: Алигьери велик, но и я не на помойке найден…
– Шуба! Ёжик идёт! Черти с козлогвардейцами! – раздался высокий детский голос.
Смысл возгласа был понятен. Ну да, ну да. Декабристы разбудили Ктулху, тут всё и кончилось…
Даже обидно стало.
Трудящие подорвались с мест, словно и не являлись они гражданами самого правового государства в мире.
– Мужики! Достигая уводите! Чертям закон не писан! – кричала моя бесценная бабуля. – А то Борюшке нельзя светиться, у него УДО и семеро по лавкам!
Я спрыгнул с эстрады, а ко мне уже спешил, раздвигая тростью всполошённый народ, Марк Твен – о принципе Главного Зрителя я, разумеется, позорно забыл.
– Пройдёмте со мной, сударь, – сказал он раскатистым бархатным голосом и крепко ухватил меня за предплечье. – Там вы будете в полной безопасности. В полнейшей. Гарантирую…
Я глянул через плечо. За нами поспешали гаранты – человек шесть из самых пожилых, двое даже с орденами и медалями, а один на костылях. Молодёжь моментально разбежалась, только давешний крикун и остался в конвое, и он тоже взял меня за руку…
Ни чертей, ни милиции покуда не было видно, но кто-то вещал в мегафон:
– Всем оставаться на местах! Проходит плановая идентификация чвелей! Чвели не активировать! Повторяю: всем оставаться на местах!
Вот как! Чвели, оказывается, активируют! Хотя чему удивляться, если милицейские начальники научились выговаривать слово «идентификация»!
Меня подвели к двухэтажному старому дому – в таких когда-то проживало обычно заводское руководство – и почти втолкнули в подъезд. Но повели не к той двери, что вела на лестничную площадку, а к подвальной. Её пересекала толстая накладка, взятая на амбарный замок.
– Куда… – спросил было я, но «дурачок» заткнул мне рот…
2
Рай: нет такого слова, которое было бы столь удалено от своего этимологического значения.
Вольтер
…Снега в эту зиму валило много, но Мерлин со звериным старанием каждое утро расчищал вертолётную площадку. Он обещал себе, что в этот раз сам станет расспрашивать Таню про маленьких калек и постарается ничем – ни словом, ни намёком – не обидеть её, разделит с ней и горести, и радости…
В этот раз жён и детей было немного.
– Вообще завязывать надо с этими новогодними пикниками, – сказал Лось. – А то много болтовни стало в городе… Новости не хочешь узнать?
– Ни в коем случае, – сказал Мерлин.
– Только садитесь за стол со всеми, – сказал Панин. – Потому что неловко от людей…
Таня бросилась ему на шею, и стало понятно, что нет между ними ни разногласий, ни обид…
И цифровая картина нынче была не по сезону – «Какой простор!» Ильи Ефимовича Репина. Счастливый студент и счастливая барышня всматриваются в светлое весеннее будущее и не знают, что впереди война и революция…
– А вы-то чего не пьёте? – возмутился Хуже Татарина. – Под наблюдением врача – можно и нужно!
– Им и без водки хорошо! – сказала Роза-Рашида. – А твоя медицина только людей портит посредством халявного спирта! Да и не положено – ты же ходжа!
– Про спирт в Коране не написано, – сказал Тимергазин. – Спирт вообще изобрёл мусульманин, наверняка тоже ходжа…
– Выпивайте и закусывайте, евреи! – воскликнул Штурманок, хотя других евреев не наблюдалось. – Вкалывали мы, Рома, весь год как звери, так не обижай нас!
– Это в одиночку нельзя, – прогудел Костюнин. – Тебе сейчас надо активно общаться с коллективом… Не поверишь, но нам без тебя скучно!
Остальные дружно его поддержали.
Стол в этот раз был выдержан в русском стиле – никаких заморских нарезок и устриц, только сало, пельмени, картошка, фирменная капуста здешнего засола, строганина…
Мерлина быстро развезло, он понёс ерунду. Таня с виноватым видом потащила его в спальню.
– Танька, – сказал Роман. – Оставайся у меня… навсегда! Я не знаю, как выдержал три месяца. Оставайся!
– Не могу, – сказала она. – Самое большее – три дня. Дети сказали, что без меня не то что в Италии – в Африке жить не хотят!
– Дети, – буркнул Мерлин. – Ты им что – навеки? Они вырастут и будут ещё больше мучиться, ты же их не вылечишь…
– Как ты не понимаешь, дурачок, они же у меня поют! А когда поют, то забывают, что они не такие… Они лучше здоровых всё понимают! Я только с ними и чувствую, что не зря живу. Анечка Горлова – та, у которой руки… Она меня спрашивает: «Мама Таня, а у тебя есть личная жизнь?» – представляешь? Они обо мне тоже заботятся…
– Только обо мне никто не заботится, – мрачно сказал Мерлин. – И со мной ты живёшь зря. Чистая физиология… Между прочим, у нас могут быть свои дети! А этих… Усыпить их было надо! Чтобы и сами не страдали, и немым укором человечеству не работали! Если бы не Лось, давно бы поумирали твои певцы по казённым приютам… Патриарх их принимал, папа римский их приветил… Патриархам горшки не выносить!