И ведь никто бы ничего не узнал! В Москву бы пришло сообщение о гибели героя-подпольщика — мол, Лягин расстрелян и закопан в общей яме вместе с сотней-другой казненных местных жителей. Всё! Концы в воду, не опровергнуть…
Но Виктор молчал, упорно оставаясь «инженером Корневым», по какой-то совершенно нелепой ошибке арестованным гестапо, — и это в полном смысле слова был его «молчаливый подвиг».
Павел Анатольевич Судоплатов подводит такой итог:
«Наш противник в течение всей войны и ее кануна, несмотря на захват наших агентов и даже руководящего <сотрудника> Центрального аппарата разведки Виктора Лягина в Николаеве, не имел никаких источников внутри Центрального аппарата советских органов безопасности»
.
Гитлеровцы скрупулезно подвели итог деятельности «Маршрутников»: нанесенный убыток (Ингульский аэродром, склад в парке Петровского, потопление плавучего крана, склад с обмундированием и пр.) был оценен не то в 45, не то даже в 50 миллионов марок. (Такой счет — по различным источникам — выставили в гестапо экономные «фрицы» «инженеру Корневу».) Впрочем, вместо этих абстрактных цифр можно было выразить и конкретную, вполне понятную для всех претензию: из-за действий подпольщиков гитлеровцам не удалось наладить работу по судоремонту на Черном море, а уж тем более — какое-то судостроение. Мощнейшие предприятия города Николаева просто-напросто простаивали, несмотря на все капитальные вложения и проводимую там работу, — то есть на выходе, реально, ничего не было. Однако думается, что подсчитывать ущерб, нанесенный германской казне из-за провала программы по судостроению и судоремонту, специалисты «на месте», то есть в Николаеве, не стали — это грозило бы немалыми неприятностями для многих, особенно в местных подразделениях спецслужб, а потому ограничились подсчетами стоимости сожженного обмундирования и взорванных самолетов…
Хотя один весьма серьезный специалист нам уточнил, что спецотряды НКВД, действовавшие за линией фронта — такие как «Победители» Дмитрия Николаевича Медведева или «Местные» Станислава Алексеевича Ваупшасова, — нанесли оккупантам гораздо более серьезный урон, нежели любая из нелегальных резидентур. Очевидно, что это так. Но вдумаемся: те же «Маршрутники» работали бок о бок с представителями оккупационной администрации, пользовались их доверием — точно так же, как сотни и тысячи искренних коллаборационистов или людей, по тем или иным причинам вынужденных добросовестно служить гитлеровцам.
Но после каждой диверсии у захватчиков нарастала подозрительность, возникало чувство, что почва уходит у них из-под ног, и неизбежно падало доверие ко всем их окружавшим людям. Партизаны, действовавшие на железнодорожных магистралях, в лесных массивах или на проселках, — это неизбежная реальность пребывания на оккупированной территории, к этим встречам захватчики в общем-то морально готовы, они их подсознательно ждут. Однако когда посреди города, про который говорится, что немецкие солдаты чувствуют себя здесь как на курорте, когда этот город «вычищен», запуган и пребывает под круглосуточным надзором, внезапно сгорает тщательнейшим образом охраняемый склад — от этого становится страшно. И угадай теперь, где и что загорится в следующий раз, в кого полетят из-за угла пули или гранаты — никто и ничто не были застрахованы… А ведь любой человек нуждается в отдыхе, жить 24 часа в постоянном напряжении невозможно — но именно так заставляли существовать гитлеровцев (жизнью это уже и не назовешь!) сотрудники нелегальных резидентур.
Впрочем, им самим приходилось жить точно так же, потому как рядом постоянно был враг, потому что они сами существовали под чужими личинами, в чужих шкурах. Успешно выполнив очередное задание, они, в отличие от партизан, не могли посидеть у костра в кругу товарищей, которым можно доверять на все сто процентов, выпить с ними водки, вспомнить о тех, кто ждет тебя дома, позлословить насчет дураков-«фрицев», дружным хором спеть про то, что «Красная армия всех сильней…» или в одиночку, протяжно и жалостливо, что «…нельзя рябине к дубу перебраться» — в общем, расслабиться самым простым, человеческим образом.
У подпольщиков, для того чтобы расслабиться, условий не было.
Подвиги нельзя сравнивать — их можно только оценивать, причем в совершенно индивидуальном порядке…
Вот, наверное, и всё. Известно, что когда Виктору Лягину было объявлено, что он будет расстрелян, он попросил его не расстреливать, а повесить — как вешали гитлеровцы большинство арестованных ими подпольщиков. Традиционным местом казни в Николаеве была, насколько мы помним, Базарная площадь. В просьбе этой ему отказали: немцы боялись, что оставшиеся на свободе подпольщики попытаются отбить своего руководителя или же вообще в городе могут начаться волнения… От той самоуверенности, что отличала их осенью 1941 года, теперь уже не оставалось и следа.
…Однако какие сюрпризы преподносит порой история, какие параллели проводит, какие случаются совпадения!
Мы помним, что последним ленинградским адресом Виктора Лягина был дом 7 по улице, носившей имя полковника Павла Ивановича Пестеля, руководителя тайного Южного общества, героя Отечественной войны 1812 года.
Когда 13 июля 1826 года пятерых декабристов, приговоренных к казни через повешение, вывели на кронверк Петропавловской крепости, Пестель сказал: «Ужели мы не заслужили лучшей смерти? Кажется, мы никогда не отворачивали чела своего ни от пуль, ни от ядер. Можно было нас и расстрелять».
Повешение считалось позорной смертью — военных полагалось расстреливать.
Но вот как-то так у них все пересеклось и перевернулось…
* * *
Не будем гадать, как происходил расстрел, говорил ли Виктор Лягин что-нибудь перед смертью. «Реконструировать события» — не наша задача. Мы знаем только одно — он умер честно, и более нам ничего не известно.
Если же обратиться к документам, то из них можно узнать нижеследующее.
В «Справке о подпольной организации “Николаевский центр”» сказано так:
«Всего было арестовано в разное время 97 человек участников “Николаевского центра”, из них 46 человек были расстреляны или повешены, в том числе: Корнев В. А., Зашук П. Я., Воробьев Ф. А., Комков П. Ф. (явная опечатка. — А. Б.) и другие. 29 подпольщиков были вывезены в концентрационные лагеря в Германию».
Эту информацию пополняет «Докладная записка»:
«29 мая 1943 года гестаповцами был расстрелян СОКОЛОВ А. Участники резидентуры УЛЕЗЬКО, ПОЛОХОВА, КОВАЛЕНКО и СОЛОМИН были направлены в Грейговский концлагерь… ПОЛОХОВА осуждена к году каторжных работ, ДЗЮРИЛОВА к 6 месяцам, остальные на разные сроки. 27 сентября 1943 года КОВАЛЕНКО, УЛЕЗЬКО и СОЛОМИН этапом из лагеря были отправлены в Веймарский концлагерь (Германия). ДЗЮРИЛОВОЙ удалось из лагеря во время работы в поле бежать, и она до прихода Красной Армии скрывалась в городе. ПОЛОХОВА находилась в последнее время в тюремной больнице на излечении и была освобождена с приходом Красной Армии».
Справка «Подпольно-партизанское движение в Николаевской области» расширяет эту информацию еще более: