Таким образом, для истинного алхимика-адепта, «герметического философа», цель заключалась не просто в поисках философского камня, но прежде всего — в достижении состояния озарения. Ради озарения он предавался аскезе — и близ алхимической печи, и в молельне, где часами напролет продолжались его духовные упражнения. Алхимическая духовность включала в себя медитацию и воображение. Когда алхимики говорили о медитации, они имели в виду не просто размышление, но некий внутренний диалог, живое общение с голосом «другого» в себе — с голосом бессознательного. Воображение являлось актом творческой деятельности алхимика, оказывавшей во время алхимических операций в лаборатории воздействие на преобразования материи Великого Делания, вызывавшей их и, в свою очередь, подвергавшейся их влиянию. Таким образом, алхимик общался не только с бессознательным, но и именно с той субстанцией, которую надеялся преобразовать с помощью силы воображения. Его воображение представляло собой концентрацию жизненных сил — физических и духовных.
Проблему для исследователя представляют собой также сны и сны-видения, столь многочисленные в алхимической литературе. Эти алхимические сны и сны-видения можно подразделить на две категории. К первой относятся пересказы галлюцинационных видений, в действительности же представляющих собой искусственные построения. На этом уровне к алхимическим снам можно отнести и воображаемые путешествия, придуманные многочисленными авторами.
Рассказы об удивительных путешествиях, совершенных во сне, в ходе которых посещались одно за другим различные места и происходили встречи с диковинными персонажами, имели своей целью представить последовательное протекание фаз Великого Делания — как применительно к операциям, выполнявшимся в лаборатории, так и к этапам, через которые проходил адепт во время духовных упражнений, ведущих к озарению.
Другую категорию составляли видения, действительно посетившие алхимика во время сна. Они служили выражением глубинного характера символических алхимических образов. Их подлинное значение состоит в том, что они основываются на общем богатом и многозначительном фоне, образуемом, выражаясь терминами психологии Юнга, сверхличностным слоем подсознания, в котором сосредоточены архетипы, очевидно, формирующие общий слой бессознательного в психике человека, подлинно коллективную память человечества. Этим мог бы объясняться весьма странный, отмеченный Юнгом факт возникновения алхимических символов в сновидениях людей, далеких от алхимии. Могут существовать и промежуточные формы алхимических снов. Некоторые сновидения, сконструированные из разрозненных элементов, могут включать в себя и компоненты, проистекающие из реально пережитых галлюцинационных видений, а действительно виденные и затем записанные сны, в свою очередь, могли включать в себя некоторые компоненты, представляющие собой смесь из галлюцинационных видений.
Алхимия, стремясь продемонстрировать соответствие между законами, управляющими, с одной стороны, макрокосмосом, «большим миром», и с другой — микрокосмосом, «малым миром», представляла собой систему, в которой успешная реализация трансмутации металлов была лишь одной из сфер применения тайных знаний и приемов: адепт был человеком, сумевшим достичь, пройдя через ряд удивительных опытов и переживаний, осознания законов, коим в равной мере подчиняются как человек, так и мир, в котором он живет, — оба аспекта проявления Божественной воли.
Первичная материя, основа алхимического «делания», потому и являлась одним из наиболее великих секретов алхимии, что представляла собой неизвестную субстанцию, которая несет проекцию автономного психического содержимого алхимика. Определить такую субстанцию невозможно, потому что проекция индивидуальна и, следовательно, различна в каждом отдельном случае. Для одного алхимика первичная материя — ртуть, для других — руда, железо, золото, свинец, соль, сера, уксус, вода, воздух, огонь, земля, кровь, облако, роса, тень, дракон, Венера и так далее до бесконечности.
Алхимическое делание, основа алхимии, представляет собой столь безмерный хаос веществ, рецептов и процедур, что совершенно безнадежно пытаться упорядочить его, хотя часть этой работы имеет практический характер и выступает как последовательность экспериментов с химическими веществами. Редко когда мы в состоянии получить даже приблизительное представление о том, как проходило это «делание», какие материалы использовались и какие результаты были достигнуты. Читатель, как только подходит к наименованиям веществ, теряется в непроглядной тьме — они, как уже отмечалось, могли обозначать все что угодно. Алхимическое значение наиболее часто употребляемых веществ, таких, как ртуть, сера и соль, составляет тайну искусства Гермеса Трижды Величайшего.
Более того, алхимики и сами не всегда понимали друг друга. Все они жаловались на неясность текстов и часто обнаруживали неспособность понять даже символы и символические изображения, общепринятые среди адептов. Алхимик прекрасно сознавал, что пишет смутно, признавал, что нарочно скрывает свою цель, но иначе писать не мог. Хотя алхимические трактаты и создавались ради того, чтобы дать описание процесса химического преобразования (трансмутации) и сделать необходимые указания по его выполнению, очень редко бывало так, чтобы два автора придерживались одного мнения о протекании процесса и последовательности его стадий. Единственное, в чем сходилось большинство, заключалось в подразделении процесса Великого Делания на четыре этапа, которые должны были ознаменоваться последовательным появлением черного, белого, желтого и красного цветов.
Густой мрак, которым покрыто алхимическое «делание», объясняется тем, что алхимик хотя и был заинтересован в выполнении собственно химической части лабораторных операций, однако использовал ее для того, чтобы осуществить комплекс психических трансформаций, которые в действительности являлись главной целью работы. Каждый истинный алхимик-адепт, герметический философ, формировал для себя более или менее индивидуальный комплекс идей, состоящий из изречений философов и из разнообразных аналогий, заимствованных из основных концепций алхимии.
Алхимики-адепты, чураясь публичности, стремились к уединению — каждый из них шел к успеху Великого Делания своим путем. Они редко имели учеников, и мало кто из них оставил после себя достойных последователей. Тайные общества были уделом тех, кто возвысился над вульгарными «суфлерами» и презрел их, но еще не нашел верного пути в адепты. Затворник алхимик-адепт трудился в своей лаборатории не ради славы и богатства, а для постижения некой высшей истины. Конфликты между адептами были редки, а их сочинения — относительно свободны от полемики. Манера, в которой они ссылались друг на друга, показывает их принципиальное согласие друг с другом в главном, даже если они порой и не могли до конца понять друг друга. Причиной подобного миролюбия было, возможно, то, что алхимия для средневековых адептов никогда не являлась способом разбогатеть или взойти на верх сословной пирамиды — это было подлинное Великое Делание, успех которого достигается бескорыстным, самоотверженным трудом. Они считали, что каждый из них старается выразить свое собственное постижение природы в целом, и потому ссылались на высказывания других только тогда, когда в них предполагалось нечто аналогичное. Все они соглашались с оценкой своего искусства как священного и божественного, вследствие чего их работа может быть выполнена только с помощью Бога. Их божественное искусство давалось лишь немногим, и никто не понимал его до тех пор, пока Бог или учитель, ниспосланный Божественным провидением, не объяснял его. Обретенное знание не могло перейти к другим, если они не были достойны этого. Тайный язык знаков и символов позволял адептам общаться только с посвященными, исключая профанов из этого узкого крута.