Романовы. Ошибки великой династии - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Шумейко cтр.№ 95

Автор книги «Николай II», точнее, исторического лубка А. Боханов пишет, что только твёрдая позиция царя , пересилив податливость Витте, позволила заключить мир с минимальными потерями.

Полная несовместимость с реальностью версии ( «твёрдость царя» ) авторов Боханова, Мультатули и иже с ними ясно видна даже из простого факта. Царь, уже просивший ехать в Портсмут Нелидова, Извольского, Муравьёва, тех, с кем ему было комфортней говорить, давать указания, пока другие обсуждают реальную портсмутскую кандидатуру… пишет в своём дневнике: «Только бы не Витте!» Ну прямо нашкодивший ребёнок, тихо молящий: «Только бы не розги!»

По Николаевой логике, идеальной кандидатурой в Портсмут была бы, наверно, фрейлина Вырубова: уж она бы не встала перед Николаем живым укором за его Безобразова, за его адмирала Абазу, за его развязанную Японскую войну, за бастарда-дядю Алексеева, за капитулянта Стесселя, за Куропаткина, потерявшего при Мукдене свой штаб, за адмирала Небогатова, спустившего флаг в Цусиме, за…

Но царю всё же сказали, что с точки зрения интересов Империи переговорщик нужен настоящий… Ещё раз процитируем Тарле:

«Витте согласился, царь в краткой беседе благодарил его и сказал, что он хочет заключения мира, но “не может допустить ни хотя бы одной копейки контрибуции, ни уступки ни одной пяди земли”. Витте, впрочем, не нуждался ни в каких руководящих указаниях; и когда граф Ламздорф спросил его, желает ли он сохранить “инструкцию”, которая была изготовлена для Муравьёва (отказавшегося ехать), то Витте дал любопытный по-своему ответ, что для него это безразлично, так как всё равно он с инструкцией считаться не будет, а будет ею пользоваться “постольку, поскольку сочтёт нужным”. Инструкция составлялась с участием Николая, которому, конечно, не только могли, но даже обязаны были сообщить о словах Витте. Этот эпизод даёт нам некоторое представление о том, что, несомненно, должен был вообще вытерпеть Николай в эти дни, перед отъездом Витте в Портсмут. Великодушие, всепрощение и мягкость не принадлежали к числу добродетелей вновь назначенного главы русской мирной делегации… Нетерпеливый, легко раздражающийся, плохо воспитанный, самоуверенный, дерзновенный, всех презирающий Витте вдруг опять становился нужен и даже неизбежен, и опять приходилось идти к нему на поклон, расплачиваясь потом за это с ним ещё большей ненавистью, чем прежде».

В работе Тарле есть и более жёсткие попрёки графу Витте, чем «самоуверенный, не великодушный», но эти-то упрёки – из реального мира: да, в жёсткой форме отстранил мятущегося царя, поехал и заключил мир. Будущий корифей советской истории, лауреат Сталинской премии Е. Тарле был ещё очевидцем тех событий, и он хорошо помнит…

«…то колоссальное впечатление, которое произвело на весь мир это изумительное по своему широчайшему, неслыханному либерализму заявление главы русской делегации. Ларчик был открыт уже после заключения Портсмутского мира, когда подводились итоги… слышались голоса, что Витте в данном случае играл без всякого риска: ведь он твёрдо знал, что японцы всё равно ни за что не согласятся на ведение переговоров в присутствии прессы и даже отнесутся к этому, как к нелепому и невозможному домогательству. Витте ведь и сам ни за что не стал бы вести переговоры при подобных изумительных условиях… О растущих к России здесь симпатиях можно судить по газетам. Многие из них, как, например, The Evening Post и The NewYork Sun, считавшиеся японофильскими, совершенно перешли на сторону России. Сделалось это как-то само собою… Поражались этому и американцы. Их участник конференции Томсон: “ Это удивительно, как Витте сумел в три недели изменить общее положение. Теперь японцы к вам подлаживаются, это очевидно, а ведь было наоборот, да и общественное мнение Штатов переходит на сторону России”…

При первом же свидании с президентом Витте объявил, на какие уступки он не пойдёт ни в каком случае. Рузвельт пожелал тогда напугать Витте, чтобы склонить его к уступчивости, и заявил, что при подобных взглядах Витте соглашение с Японией будет невозможным… Витте ответил такой тонкой симуляцией готовности в самом деле прервать переговоры, что Рузвельт действительно обеспокоился (в этом случае под угрозой был престиж США как организатора переговоров. Примерно, как много лет позднее в Кэмп-Дэвиде или Дейтоне. – И. Ш. ). Витте всё время вёл в Портсмуте опасную игру: он ведь знал, что продолжение войны для России чревато новыми и тягчайшими катастрофами (в похвальбу кое-кого из военных он нисколько не верил). Нужно было, таким образом, прикидываться, будто Россия нисколько не заинтересована в заключении мира, и в то же время не очень натягивать эту струну и ни в каком случае не допустить, чтобы в самом деле переговоры были прерваны».

Вернувшийся из Портсмута Витте сыграл огромную роль в принятии первой русской Конституции, Манифеста 17 октября 1905 года. Вот ещё причина (не отчество же, надеюсь!) нелюбви к нему наших монархистов. Ведь при всех выше промелькнувших критических замечаниях в адрес царя Николая, нельзя забывать, что государство Россию создало самодержавие. Вот в чём уважения достойная причина появления на стенах сегодняшних кабинетов портретов того грустного мужчины в полковничьей форме.

Но что же стало с самодержавием? Я, к примеру, уверен, что его уничтожил последний царь, но согласен, что мнений тут может быть много. Одно есть точное подобие, с которым все должны согласиться: Портсмутский мир – царский Манифест о Конституции.

Первым завершали Японскую войну, вторым – революцию. Даже если отвлечься от вопроса «Кто спровоцировал?», в завершении, и там, и там – единоличное итоговое решение государя, самодержавного на тот момент. Решение, зависевшее от его оценки возможностей продолжения борьбы – с японцами, с революционерами. В первом случае Витте позвали помочь реализовать решение царя и военных, во втором – его, Витте, роль, возможно, побольше: Витте сам предложил царю этот «внутренний Портсмутский мир»… Кстати, в том, вышецитированном Совещании в Царском Селе 24 мая 1905 года, как можно понять из спора генерала Роопа и великих князей, уже вовсю поминался «Земский собор»… Однако есть замечательное соответствие: именно те, кто кричит, что Витте помешал армии и царю… захватить Токио, они же считают, что и революцию можно было подавить без потери самодержавия.

Перед рассказом о Транссибе, русском «геополитическом» сооружении, самой большой железной дороге в мире, невольно чувствуешь необходимость сосредоточиться, набраться духа, как в конце XIX века и сама Россия «сосредотачивалась», собиралась перед одним из самых важных рывков в своей истории.

В тексте же книги это «сбирание» будет выглядеть сначала как пятистраничное отступление от темы в сферу, выглядящую, возможно очень далёкой: Винная монополия. Связь казённой водки, «монопольки», и железной дороги не только в том, что одна обеспечила финансовые средства для другой, дело ещё и в особом внутреннем очищении, вхождении в некую… новую серьёзность страны и общества, без которого не удались бы великие начинания.