Россия перед голгофой - читать онлайн книгу. Автор: Семен Экштут cтр.№ 31

И что в них? Я видела несколько раз эту стошестьдесяттысячную. Ободранная кошка: ни плеч, ни рук, ни черт лица. Глупые глаза, большие ноги, рот до ушей! Какие же в них сокровенные прелести находят мужчины?»

Вот почему дамы высшего света, стремившиеся опытным путём получить исчерпывающий ответ на этот сакраментальный вопрос, освященный авторитетом плодовитого беллетриста, стали сознательно слепо копировать образ жизни и поведение куртизанок, обезьянничать, или обезьянить, как говаривали в то время. «От нас все уйдут, если мы сами не сделаемся Леонтинами!» — с грустью признаётся Марье Михайловне её подруга Елена Шамшина ^[199]. Дамам с камелиями вслед за великосветскими львицами стали подражать даже дотоле скромные чиновницы.

Первые годы после отмены крепостного права стали временем последнего всплеска дворянской роскоши. Большая масса наличных денег была изъята из сферы производства и направлена в сферу потребления. В связи с отменой крепостного права в Российской империи была проведена выкупная операция. Государство кредитовало выкуп крестьянами личной свободы, усадьбы и земельного надела. Крестьяне получили от государства выкупную ссуду, и эта ссуда была единовременно выплачена помещикам. Полученную ссуду крестьяне должны были погасить в течение 49 лет по 6 % ежегодно. Эти ежегодные платежи назывались выкупными платежами. Огромные деньги, полученные помещиками в качестве выкупных свидетельств от их бывших крепостных, дворянством были бездарно прокучены. Мало кто был всерьез озабочен вложением этих денег в обустройство своих родовых и благоприобретенных имений. «Выкупные свидетельства после 1861 года зудели в руках дворян-помещиков. Где же легче, быстрее и приятнее можно было их спустить, как не за границей…» ^[201] Повсеместно господствовало расточительное потребление. Устраивались шикарные приемы, шампанское лилось рекой, и гостям из числа золотой молодежи было несть числа.

Однажды граф Шереметев оказался на званом вечере в доме княгини Ольги Петровны Волконской. Хозяйка дома на Дворцовой набережной была одной из тех львиц, что почитали парижские нравы образцовыми и стремились пересадить их на петербургскую почву. Пел цыганский хор. «Княгиня неистово требовала, чтобы пели “Пропадай моя телега, все четыре колеса” и сама приударила» ^[202]. Через несколько лет такой жизни, когда даже кутежи лишились своей былой художественности и приобрели вульгарную разнузданность, состояние не одной княгини Волконской, но всех этих модных дам без исключения было расстроено совершенно — и граф Шереметев с сожалением вспоминал о непозволительной слабости мужей. Мужья не могли противостоять ни женской расточительности, ни женской разнузданности.

Внимательно вчитаемся в мемуары графа Сергея Дмитриевича. Мемуарист не был склонен смаковать пикантные подробности и не стремился оставить потомству скандальную хронику жизни высшего света времен своей молодости. Однако иногда привычная сдержанность изменяла графу, и тогда он проговаривался о том, о чем иные предпочли бы умолчать. Внимательное чтение мемуаров убеждает нас в том, что в пореформенной России происходило нечто большее, чем «повреждение нравов». Женщина перестала быть душой семьи, а сама традиционная семья стала подвергаться разрушению. И хотя в высшем свете само это разрушение сопровождалось соблюдением благопристойностей, суть дела от этого не менялась.

«С мужем она жила почти что врозь и очень любила окружать себя совершенно молодыми людьми, к которым сама привязывалась. Особенно покровительствовала она Кавалергардскому полку».

«Сделавшись женою сановника, с которым обжилась, она сохранила за собою свободу действий, поскольку допускаемо оно было пределами благоразумия и приличия».

«Всё было предметом отрицания: религия, родина, семья… Это было роковым последствием сложных психологических причин, и прежде всего оно было подготовлено родным кровом, в котором проповедовалось открытое отрицание семьи…» ^[203].

Эротические оргии, прозванные современниками «афинскими вечерами», стали выразительной приметой жизни великосветского Петербурга пореформенной поры. Этим не преминул воспользоваться Петр Дмитриевич Боборыкин, имевший репутацию «бытописателя и хроникёра русского общества» ^[204]. Петр Дмитриевич был одним из самых известных и читаемых российских беллетристов эпохи Великих реформ. Он не имел себе равных в умении первым уловить новейшее общественное явление, чтобы вслед за тем незамедлительно запечатлеть его на страницах своего очередного произведения. В русском обществе возникла потребность в фигурах подобного рода: в стране выходило множество толстых журналов, подписчики которых желали быть в курсе не только новостей политики, литературы и культуры, но и своевременно узнавать об изнаночных сторонах всех слоев жизни общества. В 1868 году в петербургском учёно-литературном журнале «Всемирный труд» был опубликован роман Боборыкина «Жертва вечерняя». Автор романа избрал для своего произведения форму интимного дневника, который ведёт Марья Михайловна — молодая богатая вдова гвардейского адъютанта. Вдова живописует свои любовные приключения, венцом которых стала разнузданная оргия вдесятером. В Великий пост, когда надлежит воздерживаться от скоромной пищи и суетных наслаждений большого света, «самые неприступные женщины столицы» и их любовники стали тайком собираться в большой петербургской квартире, имевшей пять отдельных интимных покоев, а посередине салон и столовую. «Пост не мост, можно и объехать» — так гласила народная мудрость. Великосветские дамы уединялись со своими кавалерами, после чего устраивался совместный ужин с шампанским, все участники которого облачались в игривые и фривольные костюмы, в которых они никогда не рискнули бы появиться в обществе. Ужин сопровождался обильными возлияниями, нескромными танцами и соблазнительными разговорами. Перелистаем дневник Марьи Михайловны.