Королевский двор и политическая борьба во Франции в XVI-XVII веках - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Шишкин cтр.№ 14

Правда, деятельную Маргариту трудно представить «влачащей существование», что доказывают её остальные шаги: в поисках средств в начале 1590-х гг. она заложила и продала часть своих драгоценностей, что мы узнаем из её писем герцогу Тосканскому, Фердинанду I Медичи, которого она просит помочь проследить за их продажей в Венеции, где они оказались в руках посредников-подданных герцога — Манелли и Рикальди. Расходы королевы были довольно существенны: во-первых, её охраняла «моя швейцарская гвардия и солдаты» (именно так она выразилась в письме к мужу, с которым возобновила активную переписку в 1593 г.), т.е. военная часть её дома, которой нужно было платить в первую очередь. Во-вторых, гражданская часть её двора. Любопытно взглянуть на состав последней. Дом королевы возглавляла гофмейстерина мадам де Ноай, Жанна де Гонто, которая служила Маргарите ещё в Наварре. Из наваррского окружения королевы встречаются также имя фрейлины мадам де Фредвиль, в пользу которой она хлопочет в одном из писем, а также имя небезызвестной мадам де Вермон, одной из самых первых, ещё парижских дам Маргариты. Вермон стала выполнять деликатные поручения королевы, в частности, роль курьера к Генриху IV, пытаясь способствовать примирению двух супругов. Её муж — Оливье Диобахо (испанец) также пребывал на службе в Юссоне в качестве гофмейстера, за что уже в 1591 г. получил от королевы весьма существенную награду за оказанные услуги — аббатство Сильванес в Руэрге. В письмах Маргариты мы встречаем также иную фигуру из её наваррского двора (впрочем, тоже бывшего парижанина) — Мишеля Эрара, который занимал должность её советника и которому королева в 1593 г. поручила вести переговоры с представителями Генриха IV о разводе. В остальном двор Маргариты — это, судя по именам, местные оверньские дворяне: Ларошфуко-Рандан, Шабанн-Кюртон, Ластик, Монморен и другие менее известные. Среди них встречаются и придворные прежних королей. Так, в числе придворных дам значится Мадлен де Сеннетер, фрейлина Екатерины Медичи, которая вернулась в своё оверньское поместье после смерти королевы-матери и была приглашена на службу к Маргарите.

Если при дворе королевы Луизы всё было проникнуто набожностью и памятью Генриха III, то двор Маргариты, как настоящий двор Валуа, сохранял все ренессансные традиции. Это был центр не только церемониальной, но также культурной и интеллектуальной жизни Франции. Изысканные вкусы Маргариты накладывали отпечаток на характер поведения её придворных. Неоднократно приглашаемый королевой Брантом неустанно восхищался на страницах своих сочинений организацией повседневной жизни её двора, который напомнил ему двор парижский, «наш двор». Торжественные и ординарные мессы, публичные обеды, балы, театральные представления, нарочито изысканный язык и манеры, постоянное присутствие при дворе учёных, писателей и поэтов (братьев д'Юрфе, например) — этого не знал ни один из существующих тогда во Франции дворов. Юссон стали называть «новым Парнасом». И всё это — во времена, когда, казалось, политическая и социальная разруха во Франции достигли своего апогея. Двор Маргариты привлекал, конечно, не только дворян Оверни, но и жителей соседних провинций, и даже парижан, привлекал не только как память об ушедшем «золотом веке», но также выраженной аполитичностью. «Подобно Вам, я выбрала спокойную жизнь», — написала Маргарита Брантому в 1591 г., который позже, в свою очередь, в «Хвалебном слове Маргарите де Валуа» опишет эту жизнь в следующих выражениях: «Королева Маргарита, которой должно было бы играть роль пульса земли французского королевства, со всем благородством отказалась от этой роли, хотя королевство это принадлежало ей по полному праву — божественному и человеческому… и удалилась в замок Юссон средь пустынь, скал и гор Оверни, населённых людьми, столь непохожими на жителей великого города Парижа, в котором она должна была бы теперь обладать своим троном и творить справедливость… Её мы видели только как прекрасный светоч, как яркое солнце, озаряющее всех нас, и даже когда оно спряталось за вершины скал и гор Оверни, то также превратилось в некий чудный порт, морскую гавань, огни которой для моряков и путников были сигнальным фонарем, спасающим от крушения, а её пристанище стало самым красивым, самым нужным и самым почётным для всех и для неё самой».

Важным фактором относительной стабильности положения двора Маргариты явилось то, что Овернь и соседний Лангедок быстро признали Генриха IV, и на их территории не было масштабных боевых действий, хотя зимой 1590/91 г. королеве и её окружению пришлось пережить бунт гарнизона Юссона, задобренного обещаниями скорой выплаты денег. В 1593 г. король восстанавливает регулярное финансирование двора своей жены, которая, в свою очередь, организует его в полном объёме. Именно в это время уже появляется постоянный совет Маргариты во главе с канцлером Жаном Бертье, будущим епископом Рье, представляющим её юридические интересы.

Таким образом, пока мужчины воевали, придворная жизнь сохранялась при «дамских дворах», и именно двору Маргариты де Валуа удалось оказать влияние на французский двор XVII века и осуществить настоящую преемственность в деле его организации и функционирования. Однако случилось это уже в 1600-х гг., а к моменту коронации Генриха Наваррского в 1594 г. в Шартре, который отныне мог полноправно называться Генрихом IV, всем было понятно, что старого двора более не существует. Итогом гражданских войн стала глубокая ностальгия дворянства по утраченному навсегда двору Валуа, всеобщая социальная апатия и депрессия. Ренессансная Франция канула в Лету.

В числе многочисленных проблем, стоящих перед Генрихом IV, о чём пойдет речь в 3-й части настоящей книги, оказалась весьма злободневная проблема организации «дамского двора». Герой одноименного произведения уже упоминавшегося Агриппы д'Обинье барон де Фенест произнёс слова, которые разделила бы вся мужская часть двора Генриха IV: «Удалите от двора дам, упраздните дуэли и балеты, и там будет незачем находиться». Дамы появились при новом дворе вслед за своими мужьями в 1594 г., когда нового короля признал Париж и он в очередной и последний раз сменил вероисповедание. Однако дома королевы — главного социального символа «дамского двора» — в данный момент времени не существовало, поскольку законная жена короля — Маргарита де Валуа — пребывала в Юссоне, пережидая гражданские войны и рассчитывая на возвращение в Париж вслед за королём. Генрих IV в тот момент меньше всего желал видеть Маргариту в столице, поскольку мечтал о разводе и женитьбе на своей фаворитке Габриэль д'Эстре, герцогине де Бофор.

По правде говоря, существовала своего рода имитация «дамского двора», поскольку Габриэль д'Эстре поселилась в Лувре, в апартаментах французских королев. Эта официальная любовница Генриха IV, мать его троих детей, питавшая надежды однажды стать французской королевой, являлась главной противницей возвращения королевы Маргариты в Париж и соответственно настраивала короля. Дамы были вынуждены ей служить, но служба эта, как и сама фаворитка, особым почётом не пользовалась. Вдобавок ко всему служение это было безвозмездным, поскольку король не решился создать официальный оплачиваемый штат из знатных дам для своей пассии. Первый большой бал, состоявшийся в Лувре по случаю заключения Вервенского мира с Испанией 1598 г., показал, что при дворе нет не только настоящей королевы, но также и главной фигуры придворной жизни — церемониального короля. Именно после этого бала придворная дама двора Генриха III мадам де Симье язвительно, но верно заметила: «Я видела короля, но не увидела Его Величества». Фраза стала крылатой.