История как проблема логики. Часть 1. Материалы - читать онлайн книгу. Автор: Густав Шпет cтр.№ 68

Страница

В «Nova dilucidatio» Кант, следуя Kpyзиycy, называет принцип достаточного основания принципом определяющего основания (pr. rationis determinantis) и различает два вида его: ratio antecedenter determinans и ratio consequenter determinans ^[339]. Первый вид основания можно также назвать ratio Сur sive ratio essendi vel fendi, второй – ratio Quod sive cognoscendi. Если оставить в стороне неопределенное у Канта «vel» между основаниями бытия и возникновения, тонко различаемыми Вольфом, как основание возможности и актуальности, то кантовское разделение вполне совмещается с более углубленным разделением видов разумного основания у Вольфа, так как, хотя Вольф и не определяет прямо, – как Крузиус, – ratio cognoscendi через ratio quod, а определяет его как положение, из которого понимается истина другого положения ^[340], тем не менее очевидно, что и для него действительным основанием познания должно служить quod положения. Но дальше, когда Кант устанавливает положение: Exsistentiae suae rationem aliquid habere in se ipso, absonum est (Ibid. Prop. VI), Вольф с ним не согласился бы, так как, – как мы указывали, – такого рода возможность Вольф допускал для Бога ^[341]. Но тут и обнаруживается, что Кант или не понимал, или игнорировал Вольфа, так как в своем доказательстве этого положения он обходит молчанием тот единственный, по Вольфу, случай, когда ratio existentiae может содержаться в essentia, а без всяких исключений отожествляет ratio existentiae с причиной, causa ^[342]. Но ratio у него окончательно превращается в causa, когда он дает свое новое доказательство принципа достаточного основания, имеющее в виду между прочим устранить petitio principii Вольфа-Баумгартена ^[343]. В королларии к положению, что все случайно существующее не может обойтись без основания этого существования, Кант устанавливает, что только случайное существование нуждается в определяющем основании и, следовательно, принцип достаточного основания не имеет столь всеобщего значения, чтобы мог простираться на всю совокупность возможных вещей ^[344]. И, как явствует из дальнейших утверждений Канта (Prop. XII), его сфера совершенно совпадает с сферой изменения, движения и взаимодействия, предполагающих реальное отношение причинности. Это ограничение, таким образом, устраняет ratio, заключающуюся в сущности вещи и вообще возможность объяснения из сущности: ratio относится только к области существования, actualitas, все объяснения становятся по своему логическому характеру однородными, как формально однородны все причины и действия. По поводу рассматриваемой диссертации Канта К. Фишер ^[345] замечает, что «Кант различает основание познания и основание вещи, но в последнем он еще не различает основания и причины (обоснования и причинения), логического и реального основания», – это, может быть, и так, но несомненно, что Кант уже не различал разумного основания и причины. Поэтому более важным мы считаем не то, что, – как отмечает Фишер, – Кант приписывал реальному основанию логические свойства, а то, что он, – как видно из смысла всей его работы, – потому только и отвергает разумное основание, что отожествляет основание с причиной реальных изменений и движений. Т. е. это значит, что только потому, что внутреннее основание в субстанции не может вызвать в ней реальных изменений, оно вообще вычеркивается Кантом из определяющего основания, которое сводится, таким образом, всецело к действию внешних причин ^[346]. Правильно или неправильно это метафизически, но принципиальное значение ratio, лежащего в essentia вещей таким образом во всяком случае теряется, и если ratio, как опустошенный термин, еще остается рядом с causa, то для него нужно отыскать еще смысл. Ratio как ratio quod – еще лучшее, как увидим, из возможных заполнений образующейся пустоты.

Следующий шаг Кант делает в своем сочинении об отрицательных величинах ^[347], где он проводит различение между логическим и реальным основанием. Идея и смысл реального основания здесь очень напоминают сомнения Юма, но в неменьшей степени заметно здесь и то истолкование рационалистического учения о причинности, которое дает Юм ^[348]. Смысл же этого истолкования сводится к тому что будто бы по учению рационализма следствие выводится из своего основания, как признак понятия из этого последнего, без всякой справки об опытной, онтологической или вообще предметной связи их. Что такое толкование не соответствует рационализму как он был заложен в учении Вольфа, видно из предшествующего изложения его учения, где ясно, что если что и выводится из ratio, то никак не «действие» и даже не «следствие», а «умозаключение», ratiocinatio, т. е. ratio есть онтологический принцип, на котором покоится вывод, а не его большая посылка ^[349]. Но для Канта, еще раньше утерявшего смысл вольфовского ratio, эта интерпретация оказалась очень подходящей, и он воспроизводит ее целиком, и как увидим, сохраняет ее до конца жизни. С другой стороны, Кант воспринял также то толкование вольфовского принципа достаточного основания, которое ему дали Дарьес и Реймарус, различая в нем метафизическое значение, которое, в конце концов, отожествляло ratio и причину, и логическое значение, которое совпадало с основанием познания ^[350]. В результате Кант приходит к своему новому разделению основания на основание логическое и реальное ^[351]. «Я понимаю очень хорошо, – говорит он, – как следствие устанавливается через основание по правилу тожества, потому что расчленение понятий находит его в нем». Так необходимость есть основание неизменяемости и т. п. «Но как нечто, – продолжает он, – может вытекать из чего-нибудь другого, но не по правилу тожества, это я очень хотел бы, чтобы мне разъяснили». Таким образом, вопрос о реальном основании формулируется в следующей «простой форме: как я должен понять, что, потому что нечто есть, есть нечто другое?» Было ли это действительно влияние Юма или это был естественный результат превращения онтологического принципа в формальнологический под влиянием того «чрезмерного количества таких переработок», среди которых «очень много легковесных и поверхностных», – как их характеризует Эрдман ^[352], – это вопрос для наших целей в общем второстепенный. Для нас существенно только уловить, что именно у Канта резко запечатлелось то неправильное понимание вольфовской философии, которое перешло затем как традиция в историю философии. Повод же, уведший Канта от вольфовского понимания, как и от понимания Крузиуса, мы видим в том разделении, которое вводит эклектик Дарьес: «Все, что действует так, что нечто есть так и не иначе, то действует так, что нечто есть так и не иначе или в себе, или по отношению к нашему познанию. В первом случае я называю основание метафизическим, во втором – аналитическим или логическим… Метафизическое основание некоторые называют синтетическим основанием, и некоторые основанием вещи» ^[353].

Страница