Он сделал пикт-снимок и вернулся к столу. Там были разложены десятки изображений — дешевые хромолитографии, оттиснутые на рыхлой бумаге бледными красками. Такие можно было сделать в любой из тысяч пикт-мастерских поблизости. Он бегло просмотрел некоторые, вглядываясь в запечатленный на изображениях кошмар: оторванные конечности, распахнутые глаза, торчащие наружу ребра, застывшие в крике рты.
Инквизитор с отвращением бросил их на пол. Фиксация преступления на литографиях являлась типичным проявлением жестокости.
— Заберите их! — приказал Кроул.
Он отошел от стола в центре комнаты в один из более темных углов и присел на корточки. Пол, неровно выложенный дешевой керамической плиткой, был залит чем-то темным и блестящим. Вот откуда шел запах. Инквизитор провел пальцем по почти засохшей луже и поднес руку поближе к глазам. Кровь свернулась, возможно, даже давно. Что бы тут ни произошло, их отряд никак не мог бы успеть этому помешать.
— И возьмите образцы отсюда, — добавил он, поднимаясь на ноги.
— Слушаюсь, — отозвался Хегайн, жестом приказывая одному из штурмовиков выполнить указание инквизитора.
Горгий завис прямо перед изображением ангела, сканируя его раз за разом, будто хотел отыскать там скрытое сообщение. Кроул обвел помещение взглядом. Это место воняло отчаянием — темная нора, скрытая глубоко под цивилизованными уровнями, место, где пестовалась боль. И тем не менее…
— Замерли, — приказал он по общему вокс-каналу, снова напрягаясь.
Штурмовики незамедлительно погасили все фонари и переключились на приборы ночного видения. Кроул несколько секунд стоял, склонив голову и полагаясь только на собственный слух, а потом активировал аутентический имплант, встроенный за правым ухом.
«Ждем… — просигналил он с помощью кодовых жестов ордо, — ждем…»
Инквизитор указал на пол, где виднелись самые крупные трещины. Некоторые были забиты серо-черной пылью, некоторые — пустыми. Солдаты, все как один, направили оружие на разломы.
Кроул сощурил глаза и взял револьвер обеими руками. Возможно, он и ошибся. Это могло случиться из-за наркотиков. Именно поэтому призрак Палва не одобрял их применение.
А затем он снова услышал этот звук.
— Выбейте их оттуда! — рявкнул он и выстрелил.
Лазерный залп в закрытом помещении звучал совсем не так оглушительно, как выстрелы болтеров, но зато наполнил все вокруг зловещим шелестом и жуткими отблесками. Единственным громким звуком при этом были выстрелы Радости, от которых плитка разлеталась мелкой крошкой.
Враг побежал. Это был тот же загадочный неизвестный, с которым столкнулась Спиноза, и Кроул знал, что он придет. Будет прятаться, но не утерпит и попытается подобраться поближе.
— За ним! — приказал Эразм, бегом возвращаясь туда, откуда они пришли, при этом не переставая стрелять, направляя пули через узкие трещины в помещение, находящееся уровнем ниже.
Они преследовали цель до самого выхода, ориентируясь на звук тяжелого дыхания и топот ботинок. Выбежав в зал с цистернами, Кроул увидел, как неизвестный выскочил из укрытия и заметался от стены к стене. Силуэт беглеца смазывался из-за хамелеонокрытия. Инквизитор выстрелил еще раз, целясь в мерцающие тени, но пуля лишь выбила сноп искр из одной из металлических емкостей.
Бойцы Хегайна высыпали из дверей через секунду после Кроула и обрушили на противника мощный залп лазерного огня. Неизвестный продолжал бежать, ловко и грациозно уходя с линии огня и направляясь к выходу — сложной системе металлических мостиков, которые, извиваясь, поднимались вверх, к пятну слабого искусственного света. Именем Трона, этот человек двигался очень быстро.
Кроул поднял закованную в латную перчатку руку, остановив стрельбу. Шипение лазеров стихло.
— Цель входит в подготовленную зону, — сказал он подошедшему Хегайну.
Как только он завершил фразу, мостики исчезли в густых облаках отливающего зеленью нервно-паралитического газа. Инквизитор заметил, что неизвестный бежит, пытаясь лавировать, после чего его очертания исчезли среди взрывающихся газовых бомб. Хегайн расположил заряды так, чтобы любой, попавший в зону поражения, оказался загнан в единственный узкий проход.
— Давай, Спиноза, — передал по воксу Кроул, удовлетворенно наблюдая за цепочкой взрывов. Он не удивился, что их оказалось недостаточно, чтобы справиться с противником, но этого и не требовалось. — Цель бежит и направляется в твою сторону. Хотела возможности повязать эту тень — вот и она.
Валко жил в одном шпиле с Холбеком. Все, кто работал в коммуникационных башнях триад, жили в том же шпиле, что и Холбек. Несмотря на все эти громадные толпы людей, постоянно передвигающиеся по мостам и переходам, большая часть жителей Терры не покидала родных шпилей в течение всей жизни. Они появлялись на свет в промышленных родильных палатах, вскоре забирались у матерей, опрыскивались обеззараживающим раствором и получали свой штамп с датой и местом рождения. После достижения сознательного возраста им предстояла учеба в центрах подготовки, в классах по пятьсот человек, где суровые жрецы и наставники с электрожезлами заставляли их заучивать бесконечные списки погибших и вбивали в них священный страх перед тремя вещами: чужими, еретиками и мутантами.
В десять стандартных лет большинство получали рабочие наряды в соответствии со своими способностями. Дети становились рабочими на мануфакториях низкого уровня, операторами пищевых баков, членами ремонтных бригад или сборщиками мусора. Более одаренным давали возможность поработать в одной из бесчисленных надзорных или охранных организаций шпиля либо доверяли обслуживание колоссальных систем жизнеобеспечения башни. А самые талантливые могли мечтать о положении Гиерона Валко — крохотной шестеренки в бесконечно сложном управленческом аппарате Адептус Терра. Куда больше детей, однако, исчезали из системы и вели полную риска жизнь, охотясь на неосторожных путников, скрываясь от перегруженных работой арбитров. Такое существование немногим отличалось от жизни зверей, которые когда-то обитали под отравленными небесами Терры.
Независимо от положения в обществе, после смерти тела отправлялись в крематории, где из трупов изымали пригодные к использованию органы, срезали волосы, а остальное скармливали жадному, никогда не угасающему пламени. Их глаза, которые в итоге окажутся в баке с консервантом и отправятся на склад вторичного сырья какого-нибудь апотекариона, никогда не увидят восход солнца, кроме как сквозь мутное оргстекло. Их кожа никогда не почувствует дуновения ветра, а уши всю жизнь будут слышать бесконечный гул машин и фабрик шпиля.
В общем, дорога от относительно богатого жилища Холбека до куда более скромного дома его подчиненного не заняла много времени. Рев воспользовался частными турболифтами, предназначенными для руководящего состава, чтобы спуститься на основные жилые уровни. Кабина ползла по древней шахте, пока наконец не остановилась, судорожно дернувшись, на нужном этаже. Двери дергано разъехались в стороны, открывая вид на стандартный коридор десяти метров шириной, с жирным налетом на стенах, освещенный неровным, мерцающим светом оранжевых ламп. Несколько человек обернулись на звук открывшихся створок лифта и тут же отвели глаза, разглядев серо-коричневую броню Рева. Единственными, кто не отполз при его виде в темноту, были калеки, сидящие на полу с протянутыми руками в надежде на милостыню. Их белесые глаза незряче смотрели в потолок. Старые заплесневевшие плакаты Миссионарии висели на стенах, утверждая, что «Он видит все и слышит все!» и что «Подозрительность — величайшая добродетель! Вскармливай ее в себе!».