AMERICAN’ец. Жизнь и удивительные приключения авантюриста графа Фёдора Ивановича Толстого - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Миропольский cтр.№ 12

— Зови! — велел Николай Петрович и так нетерпеливо заёрзал в кресле, что цирюльник убрал руку с бритвой от греха подальше.

Резанов ждал появления Поляка — в разговорах с британцами и для себя он тоже использовал это прозвище. Несколько времени назад Василию Семёновичу было дано деликатное поручение, и как раз настала пора отчитываться.

Николай Петрович предвкушал захватывающий рассказ, ибо рассказчиком Поляк был знатным: он ухитрялся вполне достоверный сюжет окружить такими живописными и зачастую выдуманными подробностями, что даже самый заурядный случай превращался в захватывающее событие. А сегодняшнему случаю полагалось быть никак не заурядным, напротив — из ряда вон!

Тем более огорчительным стало появление Василия Семёновича. Бывший драгун, обычно щеголявший военной выправкой, вошёл с понурым видом, и Николай Петрович сразу понял: дело сорвалось.

— Ну, здравствуй, любезный! — грозным тоном произнёс обер-прокурор и снова напугал цирюльника ёрзаньем: теперь он усаживался так, чтобы казаться повыше, словно в Сенате. — Какие новости?

Огонь-Догановский скользнул взглядом по согбенной спине цирюльника, который заново намыливал щёки хозяина, и начал:

— Тут с князем Львовым, не доезжая Петербурга, неприятность вышла…

— Да что ты мямлишь? — хмуро процедил Николай Петрович. — Говори толком! Какая неприятность?

— Сергей Лаврентьевич ехал из Москвы, вёз француза Гарнерена, который на шаре воздушном полететь должен…

— Знаю! Дальше, дальше!

— Откуда ни возьмись, напали на них лихие людишки, четверо. Самые здоровые, каких только себе представить можно…

— И что? Перепало князю? А француз, небось, от страха в штаны наложил, так?

— Так, — Василий Семёнович вздохнул, — да не так. Сперва Гарнерен пытался поклажу спасти — вот и получил от души. Не слишком сильно, но чтобы навсегда запомнил. Князь выскочил, с ним тоже потолковали, и всё бы ничего… Только порубили разбойничков-то.

— Что ты городишь? — Николай Петрович нахмурился ещё больше. — Кто порубил? Старый хрыч отродясь без охраны ездит! Да у него на гайдуков и денег нет. Эти твои разбойнички что, дети малые?

— Разбойнички вовсе не мои, — шляхтич укоризненно показал глазами на цирюльника, — но злодеи знатные, клейма ставить негде. Только появился какой-то американец, виртуозный фехтовальщик, и в минуту положил троих. Главный чудом ушёл…

— Американец?! — почти крикнул обер-прокурор и вскочил, — Пшёл вон! — велел он цирюльнику, вырвал у него полотенце и резкими движениями стал стирать с лица мыльную пену. — Жди, после позову… А ты, любезный, расскажи-ка мне всё ещё раз с самого начала. Да побойся ерунду болтать, не зли меня лучше!

Оставшись наедине с обер-прокурором, Огонь-Догановский говорил уже без опаски.

Дело поручил ему Николай Петрович нехитрое: подкараулить князя Львова с Гарнереном, хорошенько припугнуть обоих, а воздушный шар изрезать и амуницию повредить. Старого генерала, понятно, на испуг не возьмёшь, но история должна получиться совершенно некрасивая. Соплеменники побитого француза увидят лишний раз, что их в России не жалуют, а полёт в любом случае сделается невозможным…

…и это главное: молодой горячий государь не станет ждать, пока починят шар — даже если окажется Гарнерен таким настырным. Отменит Александр Павлович высочайшее разрешение на полёт и велит деньги за билеты вернуть. А там уже близкое окружение подскажет, что наплёл ему князь Львов с три короба про героического воздухоплавателя да про путешествия по небу. Враки всё это, и с французами дело иметь ни к чему: далеко пока человеку до птицы, аппараты летательные несовершенны… Права была государева бабушка Екатерина, когда называла аэроманию бесплодной и ненужной!

А князь Львов, помимо хорошей оплеухи с крушением очередной его выдумки, получит ещё хороший урок. Нечего якшаться с французами и против англичан выступать! Он же при каждом удобном случае ввернуть норовит: мол, Британия — исконный враг России, даже не с петровских времён, а со времён царя Иоанна Грозного ещё! Вот Франция, говорит князь, другое дело: сколько с французами нас ни стравливали, а всё одно — союзники они нам. Родственные души…

Выжил старик из ума, одно слово. Лезет поперёк дороги, мешает политике — и по карману крепко бьёт тем, у кого с британцами свои дела. Николаю Петровичу, например, бьёт по карману. А Николай Петрович этого очень не любит.

— Я же не абы кого, я Кривого послал, — оправдывался Огонь-Догановский, — и он с собою лучших взял. По ним верёвка давно плакала, никакого чёрта не боялись! И место выбрали — лучше не придумаешь. Ну всё как по маслу! Надо же было американцу откуда-то вылезти…

Резанов отшвырнул полотенце и рявкнул:

— Что ты заладил! Американец, американец… Это Кривой тебе сказал, что на них напал американец? А он откуда знает?

— Тот сам так назвался.

— По-русски?!

— По-русски, Николай Петрович. Откуда Кривому по-английски понимать? С виду, сказал, дворянин — при шпаге. И по-нашему говорит чисто.

Значит, американец… Николай Петрович задумался. Об Америке и американцах ему, кажется, было известно всё. Тогда какой такой американец гарцует на подъезде к российской столице, суёт свой нос куда не надо и тычет шпагой обер-прокурорских разбойничков?!

Что ж это за американец, о котором ничего не знает сам Резанов?!

Победа была полной.

Гарнерен, облокотившись на Семёна, поковылял в экипаж — приводить в чувство супругу. Князь и его спаситель озирали поле боя.

Два заколотых разбойника уже не дышали. Бородатый детина распластался возле телеги: получив сокрушительный удар оглоблей, он приложился напоследок виском к ступице колеса и теперь слабо подрагивал в агонии.

— Собаке собачья смерть, — безразлично сказал молодой человек и склонился над главарём.

Бандит в синем армяке неподвижно лежал ничком. Волосы на затылке слиплись от крови: князь от души огрел его камнем. Но лишь только молодец перевернул мужика навзничь — тот вдруг вцепился ему в лацканы сюртука, повалил на землю, а сам вскочил и бросился бежать в придорожный лес.

За ним никто не погнался. Молодой человек сел, с переливами длинно свистнул в четыре пальца и закричал, как на псовой охоте:

— Ату его!

Расхохотался, встал и засвистел снова.

Люди в сражении и особенно после боя ведут себя по-разному. Этот юноша показал себя храбрецом; крови не боялся, держался прекрасно — и всё больше нравился генералу.

— Я князь Сергей Лаврентьевич Львов, — сказал старик, — позвольте узнать и ваше имя. Вы в самом деле американец?

— Гардемарин граф Толстой Фёдор Иванович, — лихо отрапортовал молодец и щёлкнул каблуками. — К вашим услугам!