В четыре утра у меня начали слипаться глаза, и я попросилась домой.
– Иди одна, я еще не собираюсь, – неожиданно грубо оборвал меня Радик. Я так и застыла с вытаращенными глазами. Он что, перепил?
Я молча пожала плечами и спустилась вниз, в гардероб, получать куртку. Когда я вышла на улицу, темень стояла страшная. Непонятно почему, но фонари не горели, группки подвыпившей молодежи стояли возле клуба и курили. Я втянула голову в плечи и отправилась ловить такси. На Окоповую улицу я добралась минут за пятнадцать, расплатилась с водителем и вылезла на свежий воздух. Однако в темноте я перепутала дом и остановила такси на три дома раньше. Проклиная себя последними словами, я побежала вдоль кладбища к домику Вадима. Неожиданный приступ панического страха заставил меня оглянуться – за мной по совершенно пустой улице быстро шел мужчина. Шапка натянута на самые глаза, он почти бежал. Перепугалась я страшно и бросилась бежать. До дома оставалось каких-нибудь пять метров, когда мужчина меня настиг и ударил в шею. Я упала навзничь и попыталась позвать на помощь, но мне в рот засунули какую-то тряпку, и я начала задыхаться. Мужчина волоком тащил меня на кладбище, я вырывалась, как могла.
Внезапно громкая польская речь, лай собаки, и свет фонарика спугнули грабителя. Мужчина кинул меня на старую могилу и бросился прочь. А ко мне подбежал старик с собакой. Он что-то громко спрашивал по-польски, очевидно, интересуясь, как я себя чувствую.
– Что? Что случилось? – К нам со всех ног несся Радик. – Господи, Лиза!
Мужчина кинулся ко мне:
– Ты жива? Прости меня, я побежал тебя догонять, но не успел…
Старик продолжал вопить на всю улицу, у меня страшно болел затылок.
– Он говорит, что на тебя напали. – Радик кивнул на старика с собакой. – Ты цела?
– Да, только голова болит! – Я поднялась на ноги и попыталась улыбнуться. – Только матери ничего не говори, у нее и так с сердцем плохо.
Радик обхватил меня за талию, и мы поковыляли домой.
Когда я проснулась, то не смогла пошевелить головой, шея опухла и страшно болела. Пришлось намотать на горло шарф и пожаловаться на простуду. Радик не отходил от меня ни на шаг, приносил то чай, то булочки в постель. Я поняла, что мужчина чувствует себя виноватым, ведь из-за него меня едва не убили.
В Варшаве мне оставаться больше не хотелось, и я решила: как только смогу шевелить головой, уеду домой, в свой родной город, зализывать раны…
31 декабря
Когда до Нового года оставалось три часа, я некстати вспомнила Максима, Марину Ванрава и весь прошлогодний кошмар. Мы сидели за столом – я, мама, Вадим и Радик.
Радик смотрел на меня с любовью, Вадим хмурился, мама улыбалась.
– Давайте выпьем за то, чтобы все проблемы и печали оставались в прошлом году! – Радик поднял бокал с шампанским и чокнулся со мной первой.
– Давайте! – Мама от всей души поддержала тост.
Вадим молча пригубил шампанское. Новый год мы решили встретить в семейном кругу. Насколько я поняла, в семье Вадима был введен режим жесточайшей экономии, и, хотя я жила у них на свои деньги, все равно чувствовала себя попрошайкой. Вадим порой так смотрел мне в рот, когда я завтракала, обедала или ужинала, что хотелось выплюнуть все обратно и извиниться.
А сегодня Вадим был вообще не в духе. Он почти не разговаривал, лишь хмуро, исподлобья следил за домашними и иногда горько хмыкал.
Новый год мы встретили под бой курантов, я вежливо поблагодарила всех и ушла в комнату. Мне хотелось побыть одной и решить, как жить дальше.
Радик прокрался ко мне в комнату тихо, словно мышь, он подошел сзади, когда я стояла у окна, и обнял меня за плечи.
– С Новым годом! – шепнул он мне в ухо и поцеловал в шею. Я замерла. Радик продолжал меня целовать, потом развернул и поцеловал в губы. Сначала я не знала, что и делать, но потом махнула рукой. Будь, что будет.
Первое января я встретила в постели с Радиком. Любовник он оказался великолепный, ласковый и нежный. Я подумала: «Как встретишь Новый год, так его и проведешь» – и улыбнулась в темноте. Под утро мы уснули, обнявшись, и я подумала, что, наверное, останусь в Варшаве надолго.
1 января
Вадим был пунцовый от злости, он не смотрел мне в глаза.
– Уезжайте прямо сейчас, и ваша мать ничего не узнает!
Он поймал меня около туалета, рано утром.
– Вы о чем? – спросонья я почти ничего не соображала.
– Я об этом! – Вадим брезгливо ткнул толстым пальцем мне в плечо. Я опустила голову и посмотрела, на плече красовался «след любви». – Я слышал, чем вы занимались там с моим сыном!
Вадима просто трясло от злости.
– Но почему? – Я растерялась.
– Потому что вы… как бы это помягче сказать, – Вадим довольно грубо втащил меня на кухню, – вы – порченый товар. Вы были замужем, вели разгульную жизнь в Москве. Моему сыну не нужна такая жена…
Я вспыхнула.
– А вы его об этом спросили? – Я оттолкнула Вадима от себя.
– Уезжайте! – сквозь зубы процедил Вадим. – Не портьте матери жизнь!
Мне хотелось, ох как хотелось съездить ему по рыхлой физиономии, но я сдержалась.
– Хорошо! – Я вышла в коридор. – Сегодня же я уеду.
Когда я вернулась в свою комнату, Радика в моей постели уже не было. Он куда-то ушел из дома и, пока я собирала вещи, так и не вернулся. Матери я объяснила поспешное решение уехать предложением выгодной работы. Мне вызвали такси, до аэропорта я добралась сама. Радик провожать меня так и не пришел.
13 января
Сняла я квартиру довольно быстро – в центре города, небольшую двухкомнатную – спальня и гостиная. На кой черт мне одной две комнаты, я не знала, но опускаться окончательно, до крохотной однокомнатной не хотела. Надо же, как все быстро меняется: еще вчера – квартира в столице, престижное ток-шоу, гримерша Людочка, стилист Жора, Мишка с букетом в зубах и восьмое место в рейтинге на канале… А сегодня – унылый город, снег в глаза, собаки без намордников и старушки с семечками на углу. Я передернула плечами – надо же, вернулась домой. Вернее, просто сбежала из Москвы, сбежала от Миши, от радостных глаз гримерш и реквизитора. Не захотела быть никем. Я закуталась в дубленку, надела темные очки и вышла на улицу. Куда идти, я не знала и просто бесцельно побрела вдоль главной аллеи города. Наверное, надо искать работу, но где? Может быть, обратиться на местное телевидение? У меня как-никак опыт работы в этой отрасли, ток-шоу прожило довольно долго. Я медленно шла, когда меня окликнула эксцентричная дамочка в шикарной голубой норковой шубе.
– Лиза? Ты ли это? – Ларочка, а это была именно она, только изрядно располневшая и перекрашенная в блондинку. – Ты ли это?