Исповедь бывшей послушницы - читать онлайн книгу. Автор: Мария Кикоть cтр.№ 28

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Исповедь бывшей послушницы | Автор книги - Мария Кикоть

Cтраница 28
читать онлайн книги бесплатно

Сделать этот укол было большой проблемой. Уколы внутривенно в монастыре умела делать монахиня Дионисия, в прошлом медсестра и «мама». Ее дочь уже давно выросла и вышла замуж, а м. Дионисию постригли в монахини. Уколы она делала виртуозно, могла попасть с первого раза даже в очень плохие вены. Но м. Дионисия была обычно очень занята на важных послушаниях (рухолка, кухня, приют, мед. часть), ее не так-то просто было найти и быстро привести с собой. К тому же у нее был ужасно вредный характер. Вредность, как таковую, в чистом виде, я видела только в женских монастырях, где жила, здесь это было своего рода развлечением — «повредничать». «В миру» я такой выраженной вредности не встречала. Для меня это стало каким-то открытием, никак невозможно было понять, как можно что-то делать или не делать не по какой-то причине, не из личной выгоды или, допустим, из мести, а только лишь «из вредности». Я так поняла, что вредность — это какой-то вид исключительно женской страсти, греха, который никак не описан ни в покаянных молитвах ко причастию, ни в молитвах перед исповедью. Молитвословы писали мужчины, которые редко страдают этим недугом.

М. Дионисия занималась выдачей лекарств и одежды сестрам, и поводов «повредничать» у нее было достаточно. Выпросить у нее какую-нибудь таблетку, даже дешевые капли в нос, было просто невозможно, она придумывала целый миллион причин, чтобы не давать. То же самое и с одеждой. Поэтому сестры втайне от Матушки доставали себе лекарства, одежду и обувь на стороне. Обычно все самое необходимое привозили родственники. Матушка об этом знала, но такая ситуация позволяла ей экономить на многом, и она делала вид, что не замечает ни вредности м. Дионисии, ни того, что сестер обеспечивает не монастырь, где они трудятся, а родные.

С уколами м. Дионисия тоже вредничала, ей не хотелось отрываться от своей работы, которую потом приходилось доделывать во время отдыха, отдельное время на уколы Матушка ей не благословила, и мы с м. Пантелеимоной иногда ждали ее подолгу, пытаясь своими силами справиться с приступом.

М. Дионисия все время напоминала мне, что я, как врач, должна сама уже делать уколы, но мне было очень страшно. Внутривенные инъекции я делала только на третьем курсе университета во время летней практики в стационаре, и то, только людям с «хорошими» венами, а у м. Пантелеимоны нормальных вен не было совсем. Толстые вены, которые проходят на локтевых сгибах у нее ушли совсем глубоко, попасть в них было невозможно, остались только тоненькие вены на запястьях и на тыльной стороне кисти. В них и колола м. Дионисия. Из той своей летней практики я уже ничего не помнила, нужно было учиться заново, но начинать делать внутривенные уколы на таких тонких венах я боялась и попросила м. Дионисию научить меня на ком-то с более-менее нормальными венами.

У нас в богадельне была бабушка — монахиня Пафнутия, которой тоже каждый день делали уколы. Бабушка была очень крепкая и с прекрасными венами, как на анатомическом препарате. Несколько месяцев назад она упала и сломала шейку бедра. Несмотря на то, что кость очень хорошо срослась, и ей давно можно было ходить, она предпочитала ездить на инвалидном кресле, считала себя очень больной и каждый вечер требовала внутривенный укол эуфиллина от астмы, которой совсем не страдала. Отказать ей было невозможно, она закатывала истерики, начинала «задыхаться» в приступе астмы, и это продолжалось до тех пор, пока не делали вожделенный укол. Кололи ей просто физраствор (раствор соли с водой, близкой по концентрации к плазме крови), который прекрасно снимал у нее все симптомы, никакие другие лекарства ей были не нужны. Однажды вечером мы с м. Дионисией пришли к ней в келью, где меня представили молодым доктором, который теперь будет следить за ее здоровьем. Я должна была сделать ей укол. Кто делал внутривенные уколы, знает, что страшно бывает только в первый раз: уколоть, ввести иглу и впустить в шприц кровь, руки должны научиться чувствовать, что иголка в вене, а не под кожей, это совершенно разные ощущения. М. Пафнутия посмотрела на меня с подозрением, но слово «доктор» звучало магически, и она начала закатывать рукав, внимательно следя взглядом за моими действиями. Я старалась напустить на себя профессионально-спокойно-беззаботный вид, но было очень страшно, руки стали как лед и немного тряслись. Невозможно было не попасть в такие великолепные вены, у меня все получилось, но потом иголка как-то незаметно выскользнула и оказалась под кожей. Я этого не заметила и продолжала вводить лекарство. Начал надуваться бугорок из физраствора, появился синяк, м. Пафнутия завопила. Мы ее успокоили, сказали, что большая часть «лекарства» все-таки попала туда, куда нужно, но я так расстроилась, что потеряла всякую надежду научиться. Не хотелось больше никого мучить.

Через неделю м. Дионисия должна была уехать в Грецию с Матушкой и детьми. Они ехали на две недели с концертами, а м. Дионисия сопровождала их как медсестра. Это была настоящая катастрофа, в монастыре не было больше никого, кто мог бы сделать укол м. Панелеимоне в случае приступа. Была еще одна сестра м. Сергия, тоже врач по образованию, но она была немного не в своем уме.

Пришла она в монастырь давно по благословению о. Афанасия, как и я, и была поначалу вполне нормальной. Потом, сестры рассказывали, что она стала больше молчать, замыкаться в себе, даже могла не отвечать, если к ней кто-то обращался, смотрела часто каким-то невидящим взглядом мимо, вдаль, часто говорила сама с собой и писала немыслимо длинные помыслы Матушке обо всем и обо всех. Иногда наоборот ее пробирало, и она говорила без умолку, но одни и те же фразы по кругу, как-будто заевшая пластинка. Ее постригли в иночество с именем Сергия, все уже привыкли к тому, что она такая странная. Она тоже умела делать внутривенные уколы. Я один раз ее попросила, поздно вечером, когда м. Дионисия уже отдыхала. Сергия пришла и начала говорить, говорить и говорить, без умолку. Все это были какие-то перечисления матушкиных благословений, советов по лечению и угроз пожаловаться Матушке, если я или Пантелеимона будем делать что-то не так. В руках у нее были две ампулы «Лазикса», сельнейшего мочегонного. Она старалась убедить Пантелеимону и меня, что, по ее мнению, эуфиллин тут не поможет, а вот мочегонное — это как раз то, что нужно. Мочегонные мы уже все перепробовали до нее, ничего не помогало, но м. Сергия как будто нас не слышала. Была почти ночь, и все было прямо как в дурацком анекдоте, где больному назначили на ночь одновременно снотворное с мочегонным. Ей думалось, что Пантелеимона, так же, как и м. Пафнутия, придумывает себе эти приступы удушья, хотя от одного только взгляда на ее бордово-синие губы, распухшие, посиневшие ноги и руки было ясно, что она не симулянтка. Минут через сорок м. Сергия все-таки согласилась сделать укол эуфиллина. Сказала, что будет делать только «бабочкой», а не обычной иголкой. «Бабочка» — это такая маленькая и тонкая игла с пластиковыми лепестками у основания, похожими на крылышки и с резиновой длинной трубочкой, которая прикрепляется к шприцу. В богадельне нашлась одна единственная «бабочка», уже просроченная, но это было лучше, чем вообще ничего. Я отдала ее м. Сергии, и она сделала укол. «Надо же, — подумала я, — как легко колоть этими „бабочками“». Они совсем маленькие, тонкие, не выскакивают из вены, потому что к шприцу такую иглу можно было присоединить потом, уже уколов и приклеив ее к коже пластырем за лепестки. Терпеть бесконечные разговоры и угрозы м. Сергии было выше сил, Пантелеимона сказала, что лучше вызвать «скорую», чем ее.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию