Екатерина II, Германия и немцы - читать онлайн книгу. Автор: Клаус Шарф cтр.№ 64

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Екатерина II, Германия и немцы | Автор книги - Клаус Шарф

Cтраница 64
читать онлайн книги бесплатно

Глава VI. История русская и немецкая, история всеобщая: научные опыты императрицы и немецкие ученые – ее помощники
1. Опыты средневековой истории России и Германии

Когда в самом конце 1770-х годов Россия взяла на себя ответственность за самое существование Священной Римской империи с целью соблюдения равновесия сил в Европе, петербургское правительство сочло необходимым расширить свои знания о Германии как о едином целом и получить сведения от как можно большего числа немецких дворов. Известно много свидетельств, указывающих на то, что представления о Германии самой Екатерины стали дифференцироваться тогда же. Она более внимательно следила за сообщениями об устремлениях мелких имперских штатов, осознавала сложность их положения, вызванную соперничеством Австрии и Пруссии, и с удовлетворением отмечала, что влияние России на империю возрастало в то время, как влияниe Франции ослабевало. Не случайно наряду с политическим интересом к империи рос интерес императрицы к ее конституционному устройству и взаимоотношениям между отдельными имперскими штатами, к органам и методам управления, к армиям и финансам немецких княжеств, к науке и образованию, к немецкой литературе и искусству, к отдельным людям из Германии, которые могли бы быть ей полезны, и одновременно с этим усиливалась рефлексия Екатерины о собственном жизненном пути.

Тем не менее, чтобы убедительность этого очевидного факта – интеллектуального поворота императрицы к Германии и немцам – не пострадала, следует подчеркнуть его относительность. С одной стороны, большинство аутентичных свидетельств о личных воззрениях Екатерины – письма Фридриху Мельхиору Гримму, князю Шарлю Жозефу де Линю и доктору Иоганну Георгу Циммерманну, дневник ее секретаря Александра Васильевича Храповицкого, пьесы, исторические труды и автобиографические записи – приходится в основном на вторую половину ее жизни, если не царствования. С другой стороны, было бы ошибочно слепо доверять способности историков читать тексты не только буквально: во всяком случае, было бы заблуждением отфильтровывать из многочисленных смысловых контекстов доказательства возросшего интереса Екатерины к Германии и немцам, чтобы затем, будучи ослепленными энтузиазмом первооткрывателей, оставить без внимания интерпретацию самих смыслов, и составляющих, собственно, эти доказательства. Чтобы предостеречь читателя от этого, достаточно вспомнить простой пример из 1760-х годов: вовсе не симпатии Екатерины к немецким политическим писателям побудили ее к заимствованиям из сочинений Бильфельда и Юсти. Главным мотивом для нее служила все же политическая цель – модернизация Российской империи по западному образцу, и даже те места в тексте Наказа, которые восходят к обоим немецким авторам, были вплетены Екатериной в логику ее собственной адаптации Монтескьё или же оставлены ею для приложения, не связанного напрямую с остальным текстом [601].

Точно таким же образом, но в более поздние годы Екатерина рассматривала свои занятия историей и языкознанием исключительно как службу на благо нового отечества, даже выбирая в качестве сотрудников немецких ученых или изучая историю средневековой Германии. Во-первых, своими исследованиями она стремилась защитить Россию от тех западных представлений, которые она считала неправильными с научной и вредными с политической точки зрения. Во-вторых, разделяя и поддерживая возраставшую среди образованных россиян национальную гордость, императрица все больше укреплялась во мнении, что знание русской истории и понимание богатства и красоты русского языка воспитает из ее подданных сознательных патриотов [602]. В-третьих, начиная с 1780-х годов ею двигала забота о наилучшем воспитании внуков, которым было назначено стать продолжателями ее реформаторских начинаний. К этой работе она привлекала и ученых, состоявших на российской службе, и своих зарубежных корреспондентов, которых она вводила в курс как собственных просветительских замыслов, так и успехов юных великих князей – Александра и Константина. И, в-четвертых, следует напомнить, что труды французских, а вовсе не немецких авторов подтолкнули Екатерину к занятиям историей и лингвистикой.

Еще в юности она коротала время за чтением исторических сочинений на французском языке. С 1754 по 1756 год – годы, решающие для ее самообразования, – Екатерина увлекалась сочинениями Тацита, Монтескьё и Вольтера, под влиянием которых складывались ее представления о политике и зрела воля к власти. Однако, сохранив прежнее уважение к классикам западноевропейского Просвещения, со вступлением на престол императрица более не ограничивала свой исторический интерес к их историографии и эстетике, что свидетельствует об интеллектуальной самостоятельности и политическом уме Екатерины. Тем не менее эпистемологические принципы энциклопедистов еще долго оставались ей близки, и, когда в 1765 году Вольтер посвятил русской императрице свой труд Философия истории, ее репутация в Европе много выиграла [603]. В то же время в отношении развития наук она продолжила политическую линию, заложенную Петром I, активно поощряя историю как самостоятельную дисциплину [604]. Работа над «специальной историей» России не была направлена против просвещенческой «всеобщей истории», а имела целью утверждение места империи в этой секуляризованной «всеобщей истории». Наиболее плодотворные результаты покровительство императрицы дало в области подготовки источников, закладывания основ вспомогательных дисциплин и усиления коммуникации с представителями западной науки; менее блестящими были они в сфере прагматической историографии, даже самые лучшие образцы которой не находили своего читателя [605]. Возросший интерес государства к истории поначалу никак не способствовал преодолению отсталости в институционализации научных исследований и исторического образования в России, особенно по сравнению с теми немецкими университетами, которые были серьезно реформированы в XVIII веке, как, например, университеты Галле и Гёттингена [606]. В связи с этим профессионализация исторической науки шла крайне медленно. В дело открытия новых источников и в историографию вносили свой вклад, наряду с незначительном числом специалистов, юристы, филологи, статистики и географы, а также члены придворного общества, высокопоставленные церковники, офицеры, чиновники высших и средних рангов с самым разным образованием [607].

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию