Екатерина II, Германия и немцы - читать онлайн книгу. Автор: Клаус Шарф cтр.№ 103

Страница

В записях Екатерины, в которых она подводит некоторые итоги своей деятельности как правительницы, не нашлось места, в отличие от завещаний Фридриха II, каким бы то ни было соображениям по внешнеполитическим вопросам. В своих записках, впечатляющих свойственной отчетам сухостью стиля, Екатерина не отстаивает ретроспективно правоту своей дипломатии и не навязывает своим преемникам союза с определенными державами в будущем. Даже подтверждение выхода России из Семилетней войны непосредственно после своего прихода к власти она объясняет исключительно финансовыми издержками империи и необходимостью обратиться к внутренним реформам ^[974]. В этих обращенных в прошлое записях, созданных с промежутками в пять, двадцать и тридцать лет, отчетливо просматриваются аргументы заговорщиков 1762 года. Учитывая царившие в стране настроения, такие политические авторитеты, как Никита Иванович Панин – выразитель мнения верхушки государственного аппарата – и Григорий Николаевич Теплов, секретарь и ghost-writer ^[975] Екатерины в 1760-е годы, видели свою задачу в поддержании мира, модернизации администрации и общества, увеличении населения страны и разработке ее внутренних ресурсов ^[976].

Однако обе возможные интерпретации этих фрагментов екатерининского текста – отдающие предпочтение внутри– или внешнеполитическим интересам – были бы слишком простыми. Во-первых, императрица не прятала свою с самого начала наступательную внешнюю политику за потребностью в реформах, так необходимых империи, но действительно с самого своего прихода к власти целенаправленно и обдуманно возглавила процесс обновления, который должен был дать возможность самодержавному государству составить достойную конкуренцию другим крупным монархиям ^[977]. Во-вторых, сосредоточившись на просветительской внутренней политике и экономическом росте, Екатерина не забывала и о чреватых конфликтами внешних интересах. Из других документов становится понятно, как она планировала обеспечивать мир и безопасность своей империи: путем установления гармонии между утверждением неформального авторитета России за ее западными границами и укреплением власти внутри государства.

Уже в последние годы жизни императрицы Елизаветы Петровны Екатерина подвергала прямой критике тогдашнюю внешнюю политику России и из этой критики впервые вывела некоторые принципы будущей политической переориентации по окончании войны. В своих тайных Аperçus, перекликающихся со взглядами Панина ^[978], – в этих несистематизированных, отчасти афористичных высказываниях, обстоятельства возникновения, а также назначение и адресат которых до сих пор остаются неизвестными, Екатерина в самый разгар войны говорила о необходимости мира для обширной империи. Контекст, однако, не оставляет сомнений в том, что под миром она подразумевала лишь уклонение от новых войн с другими державами европейской пентархии, а вовсе не принципиальный отказ от экспансионистских целей. Она даже упрекала правящую государыню в ослаблении протектората Российской империи над ее западным предпольем в результате вступления на курляндский трон в 1759 году принца Карла Саксонского, сына польского короля Августа III. Возвращение власти в Митаве в руки семейства Бирон великая княгиня объявила делом «справедливости», аргументируя, однако, свое требование исключительно гегемонистскими интересами России: она считала, что не следует оказывать поддержку королю, чья политика в Польше направлена на подрыв «свободы в республике» – читай: аристократической конституции. Екатерина считала, что для России гораздо полезнее не деспотический сосед, а «счастливая анархия», в которой пребывала Польша и которой «мы», как писала супруга престолонаследника во множественном числе вместо единственного (pluralis pro singulari), если даже не в числе «множественного величия» (pluralis maiestatis), «распоряжаемся по нашему усмотрению». Одновременно Екатерина лелеяла мечты о превращении Российской империи в самую могущественную торговую державу Евразии в случае, если удастся укрепить ее позиции на Черном и Каспийском морях и изменить в пользу России направление торговых путей между европейскими странами и Китаем и Индией ^[979].

Это откровенное признание собственных политических интересов за пределами России не выдает уникальную для XVIII века безнравственность, свойственную правителю, и в то же время дальновидность их автора не заслуживает восхищения потомков, если иметь в виду двухсотлетний опыт российской и советской имперской истории. Оригинальностью этот перечень совсем не блещет. «Екатерина не была гением в иностранной политике, не внесла в нее новой, творческой идеи», как верно заметил Александр Семенович Трачевский, наиболее компетентный из дореволюционных историков – специалистов по германской политике императрицы ^[980]. Однако все дело именно в отсутствии творческого подхода: великая княгиня вовсе не желала разрабатывать принципиально новую концепцию внешней политики. В ее записях нет ссылок на источники, нет патетических заявлений о преемственности курса на укрепление могущества Российского государства, и, тем не менее, ее взгляды и намерения совпадают с традиционными целями, которые преследовала российская внешняя политика со времен Петра I. Для упрочения позиций великой державы и развития экономических и культурных связей с Западом следовало, прежде всего, воспрепятствовать Франции, стремившейся объединить Швецию, Польшу и Османскую империю – «трех возможных противников» – в союз для создания барьера против России, угрожавшего безопасности империи и способного изолировать ее от Центральной Европы ^[981]. Согласно принципу, определявшему представление о безопасных границах, – принципу, который, несомненно, не был свойством лишь российской внешней политики, но происходил из глубоко укорененного опыта многолетней истории экспансии в полиэтническом ареале Восточной Европы и Северной Азии, – они считались таковыми лишь в том случае, если у соседей не было ни желания, ни возможности проявлять враждебность. Убежденная в необходимости целенаправленного расширения влияния России за пределами ее западных границ, великая княгиня обвиняла ведущих петербургских политиков в вовлечении Российской империи в бесполезную войну мирового масштаба – в ошибочном решении, за которым последовало пренебрежение проверенными средствами доктрины безопасности.

Страница