История христианской церкви. Том 2. Доникейское христианство. 100-325 г. по Р. Х. - читать онлайн книгу. Автор: Филипп Шафф cтр.№ 41

Об этой глубинной жажде живого Бога во Христе, характерной для человеческой души, Августин, в котором дух Тертуллиана вернулся очищенным и обогащенным, позже скажет великие слова: «Ты, о Боже, сотворил нас для Себя, и сердце наше не имеет покоя, пока не успокоится в Тебе» ^[141].

I. Основные источники этой главы — Послания Игнатия, труды Иринея, Тертуллиана и особенно Киприана, а также так называемые Constitutiones Apostolicae.

II. См. список литературы в т. I, §58, особенно Rothe, Ritschl, Lightfoot и Hatch.

Во внешней организации церкви в рассматриваемый нами период произошло несколько важных изменений. Разграничение клира и мирян, а также представление, что служение несут священники, закрепляется и получает признание, а количество подчиненных церковных должностей возрастает; полагается начало закреплению ведущей роли Рима; вырабатывается единство соборной церкви в борьбе с еретиками и раскольниками. Апостольская организация I века теперь уступает место древнесоборной системе епископства; она же, в свою очередь, превращается в систему митрополий, а после IV века — патриархий. Греческая церковь остановилась на этом этапе, и ею по сей день управляет иерархическая система патриархов, равных по рангу и правам, в то время как Римская церковь пошла на шаг дальше и породила в средние века папскую монархию. Зародыши этой папской власти становятся заметны уже в изучаемый нами период, особенно у Киприана, протестующего против них. Сам Киприан был свидетелем как консолидации церковных чинов, так и независимого епископства, поэтому его трудами в сектантских целях часто пользуются и злоупотребляют как католики, так и англикане.

Тем не менее отличительными чертами доконстантиновской иерархии, в отличие от послеконстантиновской, греческой и римской, являются, во–первых, ее великая простота, а во–вторых, ее духовность, или свобода от какой бы то ни было связи с политической властью и мирским великолепием. Какое влияние ни приобретала бы церковь, она ничем не была обязана светскому правительству, которое продолжало быть равнодушным или явно враждебным к ней до защищающего церковь эдикта Константина о веротерпимости (313). Тертуллиан считал, что император не может быть христианином или христианин — императором; даже после Константина донатисты упорствовали в этом мнении и таким образом напоминали соборной церкви о былых временах: «Что христиане имеют общего с царями? или что делать епископам во дворце?» ^[142] Доникейские отцы церкви ждали окончательной победы христианства над миром вследствие сверхъестественного вмешательства при втором пришествии. Ориген, по–видимому, был единственным, кто в тот век яростных гонений ожидал, что христианство, неуклонно распространяясь, обретет власть над всем миром ^[143].

Консолидация церкви и ее компактная организация были связаны с ограничением индивидуальной свободы в интересах порядка и искушением злоупотребить властью. Но процесс этот был обязательным вследствие сокращения духовных даров, которые в таком невероятном обилии изливались на церковь в апостольский период. Вследствие консолидации церковь стала могущественной республикой внутри Римской империи, что немало способствовало ее окончательному успеху. «В единстве сила», особенно во времена опасностей и гонений, через которые церковь вынуждена была пройти в доникейскую эпоху. Хотя мы и должны, исходя из простых принципов Нового Завета, отрицать факт якобы данного свыше права и постоянную обязанность придерживаться какой–либо одной конкретной формы управления, но мы не можем не признать, что в доникейской и последующей организации церкви была историческая необходимость и что форма церковной организации очень важна. Даже папская власть никоим образом не была чистым злом, но послужила школой воспитания варварских народов в средние века. Тем, кто осуждает в принципе любую иерархию, священство и церемонии, следует вспомнить, что Сам Бог назначил священников и заповедал церемонии во времена Моисея, а Христос подчинялся требованиям закона, когда находился в Своем уничиженном состоянии.

Идея и учреждение особого священства, отличного от основной массы верующих, с сопутствующими понятиями жертвы и алтаря незаметно перешли в христианскую церковь от иудейских и языческих воспоминаний и аналогов. Большинство иудеев, обращенных в христианство, упорно продолжало соблюдать закон Моисея и соответствующие обряды; значительная часть верующих или так никогда и не достигла тех высот духовной свободы, которую провозглашал Павел, и же быстро оставила их. Павел выступал против формалистских и церемониальных тенденций в Галатии и Коринфе; и хотя преувеличение роли священника не упоминается среди заблуждений его иудействующих оппонентов, левитское священство с его тремя рангами первосвященника, священника и левита нашло себе естественное соответствие в должностях епископа, священника и диакона и стало рассматриваться как прообраз. Обращенные в христианство язычники в целом тоже не могли сразу освободиться от своих традиционных представлений о жречестве, жертвеннике и жертве, на которых была основана их прежняя религия. Даже если мы будем рассматривать эти изменения как отход от более высоких идеалов или как реакционное влияние старых представлений, так никогда полностью не забытых, мы не можем их отрицать, и произошли они во II веке. Церковь не могла долго держаться на идеальных вершинах апостольского века, и, когда озарение Пятидесятницы ушло со смертью апостолов, память о прежнем стала возвращать свои позиции ^[144].

В апостольской церкви проповеди и обучение не были обязанностью какой–то определенной группы людей, но каждый обращенный мог провозглашать Евангелие неверующим и каждый христианин, обладающий соответствующим даром, мог молиться, учить и увещевать собрание ^[145]. В Новом Завете нет духовной аристократии или знати, в нем все верующие названы «святыми», хотя многие несли свое служение недостаточно хорошо. Нет в нем ничего и об отдельном священстве, отличном от народа посреднике между Богом и мирянами. В нем говорится лишь об одном Первосвященнике, Иисусе Христе, и ясно преподается идея всеобщего священства, равно как и всеобщего царствования верующих ^[146]. Об этом Новый Завет заявляет в более глубоком и широком плане, чем Ветхий ^[147]; и смысл этих слов не претворился в жизнь до сих пор. Все христиане названы в нем «клиром» (κλήροι), особым народом, наследством, уделом Бога ^[148].