Одновременно на Большой Козловский были вызваны специалисты Главного технического управления: инженеры-ядерщики, офицеры, имевшие опыт командования атомоходами. Разложив многометровые схемы и чертежи, они расположились прямо в приемной главкома за огромным дубовым столом. Здесь они будут находиться бессменно четверо суток, пытаясь по крохам поступающей к ним информации хоть как-то смоделировать ход событий на аварийной подводной лодке и выработать предложения по ее спасению.
Сам адмирал флота Горшков весь день 10 апреля продолжал работать в кабинете, дав приказ своему порученцу связывать его по всем вопросам, относящимся к К-8, немедленно.
В 14.00 командующий Северным флотом получил приказание срочно готовить к выходу в море плавбазу „Волга“, на которой разместить экипаж однотипной с К-8 лодки. Выход осуществить через четыре часа.
Новое сообщение от оперативной службы Черноморского флота: „8.4.70 в 22.30 произошел пожар в 7-м, 3-м отсеках, погибло 30 человек. Радиопередатчики вышли из строя. Нахожусь без хода в надводном положении. Ш—… Д—…“
Еще через двадцать минут ушло сообщение на ЦКП Генерального штаба: „На ПЛ К-8 в 22.30 08.04.70 г. в Ш—48 Д—… в Атлантике произошел пожар, имеются жертвы. Обстановка уточняется. В район для оказания помощи направлены корабли и самолеты“.
А „Авиор“ через Варну и Севастополь уже докладывал, что продолжает находиться рядом с советской подводной лодкой и ведет наблюдение за ее состоянием. Командующий ВМФ Болгарии вице-адмирал Добрев приказал капитану судна передать на подводную лодку, что к ней вышли на помощь советские военные корабли. Самому же „Авиору“ было велено оставаться в районе нахождения лодки и по требованию ее командира оказывать всю необходимую помощь.
* * *
…Посоветовавшись, Каширский и Бессонов решили пересадить на борт болгарского судна часть экипажа. Старший помощник составил список. В него в первую очередь вошли те, кто наиболее пострадал при выходе из отсеков, и молодые матросы.
Так как „Авиор“ все же был иностранным судном, решено было отправить старшим кого-нибудь из офицеров. Командир предложил назначить лейтенанта Герасименко.
— Нет, — сказал Каширский. — Надо поопытней!
Быстро перебрали еще несколько кандидатур и остановились на помощнике Олеге Фалееве.
Из объяснительной записки капитана 3-го ранга Фалеева: „Командир посоветовался с Каширским, решили высадить часть людей. Старпом составил список. На лодке было 95 человек… Я напомнил, что с группой надо послать офицера, так как судно иностранное. Командир предложил лейтенанта Герасименко. Я возразил: „Молод и неопытен, лучше Шабанов, Лавриненко или Рубеко“. Командир сказал: „Нет! Лучше капитан-лейтенанта Белика или Симакова“. Затем обратился к Каширскому: „А может, пошлем помощника?“ Каширский ответил: „Да, так будет лучше“. Командир сказал мне: „Готовься, пойдешь ты“. Инструктировал не разглашать состояние на лодке. Я отправился во второй отсек готовиться к высадке. За мной спустился командир и лично утвердил список личного состава. Из офицеров в него вошли еще капитан 3-го ранга Вилль, старший лейтенант Аджиев, лейтенант Петров. Я старший. По приказанию замполита оставил у него свой партбилет, то же сделали другие. Оставили свое теплое белье для остающихся…“
…Верхнюю палубу атомохода уже заливало. В двух оставшихся носовых отсеках дышать становилось все труднее — не работала вентиляция. К тому же из третьего отсека понемногу начал просачиваться углекислый газ. Некоторое время пытались вентилировать первый, открыв люк, но набегавшая волна захлестывала его, обрушивая в отсек потоки бурлящей воды.
Собрав команду, зачитали список покидающих лодку. Офицеры и матросы выслушали сказанное молча, так же молча и разошлись. Всего в списке покидающих было сорок три человека.
И снова обратимся к запискам капитана 3-го ранга Фалеева: „…Около 16.00 подошел мотобот с „Авиора“. В 16.30 я с первой группой в количестве 22 человек прибыл на теплоход. Представился капитану Смирнову Рэму Германовичу (Р. Г. Смирнов являлся капитаном Мурманского пароходства. На болгарском судне работал по договору между Министерствами торговых флотов СССР и Болгарии. — В.Ш.), поблагодарил за оказанную помощь от имени командира и всего личного состава. В 17.00 на „Авиор“ прибыла вторая партия (капитан 3-го ранга Вилль и с ним 21 человек). Прием нам был оказан хороший. Мокрых переодели. Больным (старшине 1-й статьи Ильченко и мичману Астанкову) оказали медицинскую помощь. Вилль, прибыв, сказал, что командир просит дать шлюпку для еще одной партии. Просил еще 20 спасательных жилетов, автономный фонарь и изоляционную ленту (надо было отсоединить кабели силовой сети, идущие от щитов дизель-генератора к щиту электродвигателя). Капитан ответил: „Погода резко ухудшилась. Море еще один балл, но ветер уже шесть-семь, а мотор шлюпки неисправен, другая вообще негодна. Я боюсь посылать ее еще раз из-за возможного трагического исхода. Как погода улучшится, сразу пошлем“. Просимое командиром болгары быстро подготовили, и капитан начал маневрировать для подхода к подводной лодке…“
Из письма бывшего матроса К-8 Николая Семенова: „…Погода портилась. Начало штормить. Командир подлодки Бессонов построил экипаж в носовой части и сказал: „Кто плохо себя чувствует и не может остаться на корабле — шаг вперед!“ Никто не вышел. Тогда он сказал: „Я воспользуюсь своим правом командира. Кто знает 2–3 специальности, может заменить товарища — остаются на корабле. Я сейчас зачитаю список…““ Моей фамилии я не услышал, так как был на корабле всего несколько месяцев. На болгарское судно я попал в одной из первых групп, перевозимых на шлюпке. Ослабленные, мы поднимались по веревочной лестнице на болгарское судно… Нас обогрели, накормили. Их механик уступил свою каюту нам для отдыха… До сих пор вспоминаю болгарских братьев. Да, они были нам настоящими братьями! Когда на шлюпке заглох мотор, они перевозили нас, работая веслами. А ведь был такой шторм!»
* * *
Тем временем дифферент на корму продолжал медленно увеличиваться. Атомоход все больше и больше заваливался на корму, высоко задирая нос. Темнело. Командир электромеханической боевой части Пашин вновь подошел к командиру:
— Всеволод Борисович! Судя по осадке, вода поступает в кормовые отсеки. Прекратить ее поступление мы бессильны. Лодка обречена. Надо спасать людей!
Бессонов резко обернулся. Его осунувшееся заросшее щетиной лицо было мертвенно бледным. Зло глянув на механика, он бросил:
— Ничего с лодкой не случится! Ты, главное, не паникуй!
— А я и не паникую! — в тон ответил ему Пашин. — Это факты!
Но командир уже повернулся к нему спиной.
Из воспоминаний заместителя командира корабля по политической части капитана 2-го ранга Владимира Анисова: «Командир БЧ-5 сказал мне, что, по его мнению, подводная лодка погружается. Он доложил командиру. Тот сказал: „Прекратите панику!“ Мы вместе подошли к командиру снова. На этот раз командир сказал: „Еще ни одна подводная лодка в надводном положении не тонула, и я уверен, что мы продержимся. Лучше продуйте главный балласт!“ Цистерны носовой и средней групп продули, но корму из-за волн было видно плохо. Со временем, однако, почувствовалось, что крен продолжает расти. Около 18.30 подошел командир БЧ-5, сказал: „Дифферент на корму растет!“ Снова подошли к командиру, ответ: „Прекратите паниковать!“»