Горький квест. Том 1 - читать онлайн книгу. Автор: Александра Маринина cтр.№ 11

— Вот давай-ка мяту с лаймом.

— Чайничек маленький принести или большой?

Бычков взглянул на меня, и в глазах его мне почудилась насмешка, отчего неприязнь к новому знакомому сделалась еще сильнее. Но смысл этого взгляда я, разумеется, уловил: долгим ли предполагается разговор? Эх, ну зачем я согласился? Нужно было поручить юристу встретиться с этим полковником, пусть бы задал ему вопросы и все выяснил, избавив меня от необходимости снова все объяснять, да еще человеку, который отчего-то вызывает у меня не самые положительные эмоции.

— Большой, — обреченно произнес я.

Едва официантка отошла, Бычков заговорил:

— Мне сказали, что вас интересуют Лагутины. Это верно?

— Верно.

Он немного помолчал, задумчиво глядя в окно.

— Видите ли, господин Уайли, моя профессиональная жизнь почти целиком состояла в том, что я задавал вопросы. И если вместо ответа мне говорили: «А что?» или «А почему вы спрашиваете?», у меня складывалось твердое убеждение, что человек сначала хочет узнать, в чем моя цель, а потом подстроить под эту цель свой ответ. Солгать, что-то скрыть, что-то переиначить. А спрашивали подобным образом всегда. Не припомню случая, чтобы на вопрос сразу начинали отвечать по делу. Поэтому у меня стойкое недоверие к тем, кто не отвечает, а задает встречные вопросы. Давайте я вам сразу расскажу о Лагутиных, что помню, но вы дадите мне слово, что после этого сами объясните причину своего интереса.

Неприязнь мою как рукой сняло.

— Договорились, — улыбнулся я. — Если можно, начните с момента вашего знакомства. Я читал интервью, где вы об этом рассказываете, но мне хорошо известно, как часто итоговый письменный текст отличается от сказанного.

— А сказанное — от реальности, — ответно усмехнулся Бычков.

Я опешил. Выходит, то, что он рассказал журналисту, не было правдой? Может, он и Лагутиных не знал совсем, и я напрасно возлагал надежды на его информацию…

— Что вы имеете в виду? Что не были знакомы с семьей Лагутиных?

— Был, а как же, был знаком, и неплохо. Только не так все было пушисто, как в интервью написано. Мадам Лагутина… это я так ее про себя называл — мадам, а мужа ее — хозяин. Так вот, мадам Лагутина была человеком крайне неприятным. Всем улыбалась, со всеми была приветливой, но чуял я в этой ее любезности что-то гаденькое, нарочитое. Сперва не понимал, в чем дело, думал, что просто ошибаюсь, плохо думая о хорошем человеке.

Если бы упавший с души камень не был фигурой речи, в полу, наверное, образовалась бы огромная дыра. Я испытал непередаваемое облегчение, ведь сидящий напротив меня человек с морщинистым лицом и ясными спокойными глазами сказал вслух именно то, что думал и я сам.

— Почему же вы сказали журналисту…

— А из старческой вредности, — Бычков лукаво подмигнул. — Или из озорства, если вам так понятнее. Журналист молодой, неопытный, явно получил заказ сделать материал о том, как раньше было плохо и как сейчас стало хорошо. Вот я и старался всячески ему помешать. Терпеть не могу заказов на подачу информации, меня от этого прямо корежит всего. Конечно, я понимал, что он все равно напишет так, как ему надо или его главному редактору, но облегчать задачу этим прихвостням не собирался. Поэтому всюду, где только можно, проводил параллели, мол, тогда было плохо, но и сейчас с этим не лучше, а если сейчас хорошо, то и раньше с этим было не хуже. Лично я к советским и партийным органам отношусь очень критически, но считаю, что ругать их имеет право только тот, кто видел ситуацию своими глазами, жил в ней, а не сопливый мальчишка, родившийся после перестройки и никогда не слышавший слова «партсобрание».

Бычков отпивал маленькими глоточками горячий чай и рассказывал о семье Лагутиных. О самом старшем члене этой семьи, Ульяне Макаровне Кречетовой, полковник знал, как выяснилось, немного: дочь рабочего-сталелитейщика, она всю жизнь посвятила комсомольской и партийной работе, искренне верила в идеалы коммунизма и отдала все силы борьбе за эти идеалы. Жесткая, несгибаемая, упрямая. На доброе слово скупа, на брань и критику щедра. Муж ее, отец Зинаиды, был, как сказали Бычкову, комсомольцем и умер через несколько месяцев после рождения дочери. В общем-то это было правдой, так что Бычкова не обманули. Только это была не вся правда. Никто в те годы не упоминал о том, что муж Ульяны, Майкл Линтон, был американцем, членом Молодежной коммунистической Лиги, приехавшим в 1922 году в Россию в числе нескольких десятков таких же «комсомольцев»-энтузиастов помогать поднимать из руин молодую советскую республику и строить светлое будущее. Правительство Страны Советов разрешило молодым американцам въезд и создание сельскохозяйственных коммун в некоторых регионах Северного Кавказа, но с условием, что те привезут с собой передовую технику. Разумеется, в коммуну тут же стали регулярно наведываться агитаторы и пропагандисты — советские комсомольцы, то есть настоящие борцы. Одним из таких агитаторов и оказалась Ульяна Кречетова, поразившая Майкла Линтона в самое сердце. Комсомольскую свадьбу справили, пели революционные песни и говорили речи о том, что дети Ульяны и Майкла станут истинными интернационалистами и непременно внесут огромный вклад в разжигание пожара мировой революции. Обо всем этом я прочитал в дневниках Ульяны.

Умер Майкл и в самом деле вскоре после рождения дочери Зины. С медицинской помощью в той местности, где существовала коммуна, было плохо, и, судя по описанным Ульяной симптомам, скончался ее молодой муж от разлитого перитонита. Молодая женщина вырастила дочь одна и больше замуж не выходила. Фамилию Зиночке записала свою — Кречетова, а отчество — Михайловна. Зинаида Майкловна Линтон — уж больно чудно звучит, не по-советски. Но эти подробности остались для Бычкова тогда неведомы.

На момент знакомства молодого капитана милиции с семейством Лагутиных Зинаида Михайловна руководила в аппарате Мосгорисполкома отделом развития пищевой промышленности, торговли и общественного питания города, имела в подчинении более 20 человек, была на хорошем счету у руководства и мечтала о назначении на должность руководителя управления делами: отдел огромный, почти 140 человек по штатному расписанию, большая власть, неисчерпаемые возможности. Разумеется, о «возможностях» моя родственница не распространялась ни при Бычкове, ни в своих записях, но для меня, довольно много знающего о жизни в Советском Союзе, это было очевидным, а уж для полковника — тем более.

Я человек довольно циничный, поэтому не удивился тому, что молодой Бычков старался поддержать неожиданное и такое полезное знакомство, но совершенно не понимал, почему Зинаида пошла ему навстречу. Зачем ей, руководителю такого уровня, обыкновенный капитан милиции?

— Да я и сам сперва не мог понять, — признался Назар Захарович. — Сначала суть-то не разглядел, думал: просто милые приветливые люди. Потом, когда гадливость начал ощущать, спросил себя: а на кой ляд ты, Назарушка, им сдался? С чего это Зинаида Михайловна так тебя привечает? Одно дело, если бы я, допустим, только по праздникам заходил с поздравлениями и цветами, а она б меня из вежливости чай пить приглашала. И совсем ведь другая картина, когда мадам сама тебе звонит, в гости зовет, мол, пироги у них сегодня, или шарлотка, или сам хозяин с охоты кабанятину привез и котлеты получились просто необыкновенные. Ну, начал я прислушиваться, присматриваться и очень быстро заметил, что все ее светские беседы со мной — это выспрашивание, вынюхиванье, одним словом, сбор информации. Ей нужно было знать всё и обо всех, начиная от сведений о том, в какую квартиру в их доме и по какому поводу на днях приходил участковый, и заканчивая тем, что говорил начальник на партсобрании нашего райотдела, какие установки партии и правительства озвучивал, как формулировал цели и задачи, на кого какие взыскания наложили по партийной линии. Как только я это все понял, мне так противно стало! И не в том дело, что я какие-то секреты разглашал, нет, я лишнего слова Зинаиде не сказал, а в том, что меня пытались использовать.