Россия: народ и империя - читать онлайн книгу. Автор: Джеффри Хоскинг cтр.№ 42

Итак, война вызвала у крестьян и страх, и надежды, которые можно охарактеризовать как апокалиптические: вполне реальные страхи перед разрушением очагов и уничтожением родины, необоснованные ожидания свободы и возможности стать полноправными гражданами.

Помимо представления об идеальном конституционном порядке, Александр имел и два альтернативных варианта общественного устройства, доставшихся в наследство от отца и привлекших его особое внимание после войны с Наполеоном.

Первый вариант состоял в возрождении общества путем организации крестьян по-военному образцу. Такую мысль подал императору военный министр Александр Аракчеев, который основал образцовое поместье в своем имении Грузино Новгородской губернии. Аракчеев снес убогие крестьянские хижины и построил вместо них из кирпича и камня аккуратные дома, разделенные длинным коридором так, что каждая семья могла жить на своей половине. Эти полуказарменные жилища не нравились крестьянам, предпочитавшим собственные избы с ветхими хозяйственными пристройками.

Александр надеялся, что новые дома можно использовать для нужд армии как альтернативу казармам. По его замыслу солдаты могли бы жить в них с семьями — а значит, будет больше детей — и заниматься не только военной подготовкой, но и земледелием, что позволит экономить на их содержании. Солдаты стали бы мелкими собственниками и внесли бы свою долю в будущую экономику России. Кроме того, император намеревался использовать военные поселения для испытания новых сельскохозяйственных технологий и осуществления различных социальных проектов, которые потом нашли бы применение по всей стране.

Однако поселения не пользовались популярностью ни у образованной части русского общества, ни у солдат, вынужденных жить в них. Своеобразные казармы пережили самого Александра, но постоянно служили источником недовольств и волнений, самое крупное из которых в 1831 году вылилось в бунт в Новгороде. Попытка скрестить социальную реформу с воинской дисциплиной оказалась неудачной.

Другой план устройства общества носил религиозный характер, и толчок к его осуществлению дала победа над атеистом Наполеоном. Александра убедили, что именно он является носителем «священной идеи» преобразования Европы в духе подлинной христианской морали. Воплощением идеи стал Священный Союз, заключенный европейскими монархами на Венском конгрессе 1815 года. Александр являлся главным сторонником этого Союза: по его представлению цель состояла в защите существующего легитимного порядка во всей Европе от угрозы атеизма и революции. Как писал император своему посланнику в Лондоне, графу Ливену, идея Союза состояла в том, чтобы «применить более действенно к гражданским и политическим отношениям между государствами принципы мира, согласия и любви, которые являются плодом религии и христианской морали».

Для продвижения этой концепции в России Александр распорядился расклеить копии учредительного документа Союза на стенах и в церквах. Император реорганизовал Святейший Синод, чтобы тот принял под свое начало не только православную церковь, но и другие христианские вероисповедания, и добился слияния Синода с Министерством образования. Новое ведомство, получившее название Министерство духовных дел и народного просвещения, возглавил близкий друг царя, князь Александр Голицын. Его задачей было создать некий синтез христианских вер, что-то вроде «универсального христианства» как основы для примирения всех народов империи, а вместе с ними и народов Европы. Проповедовать всеобъемлющую веру должны были во всех школах и университетах. Таким образом, Александр развивал религиозные идеи отца и, можно сказать, воплощал в жизнь мистически-утопическую версию того, чего хотел добиться своими церковными реформами Петр Великий.

Составной частью концепции Александра явились намерения сделать священные писания доступными всем народам империи на их родных языках. С этой целью в декабре 1812 года царь поддержал создание «Императорского Российского библейского общества», явившегося отделением «Британского и иностранного библейского общества», возложив на него задачу перевода, публикации и распространения текстов писаний. Учредительный комитет «Библейского общества» включал в себя представителей разных христианских церквей, в том числе римско-католического епископа и лютеранского пастора. Во избежание конфликтов решили не снабжать издания комментариями. О масштабах работы «Общества» можно судить по тому факту, что только за первый год оно выпустило или закупило и распространило 37,7 тысячи экземпляров Новых Заветов и 22,5 тысячи полных Библий на церковно-славянском, французском, немецком, финском, эстонском, латышском, литовском, польском, армянском, грузинском, калмыцком и татарском языках. Основывались новые типографии, а издания продавались даже в аптечных магазинах. К 1821 году Новый Завет и молитвенник появились и на современном русском языке.

Примечательно, что когда дело дошло до перевода, языком, вызвавшим наибольшее сопротивление, оказался как раз русский. Библия существовала в церковно-славянской версии, и многие священнослужители считали — только славянский, освященный вековым употреблением, обладает необходимыми достоинствами для адекватной передачи писаний. Точка зрения «Общества» состояла в том, что понять этот язык могут лишь те, кто воспитывался на нем с детства, и следовательно, для проповедей он не годится. Александр выразил желание, чтобы священную книгу перевели на современный русский, чтобы «доставить россиянам способ читать слово Божие на природном своем… языке, как вразумительнейшем для них славянского наречии…»

С самого начала некоторые православные священнослужители противостояли деятельности «Общества». Их тревожило, что «Общество» продолжает линию «сверхминистерства» Голицына с его эклектичным «универсальным» христианством. Опасения церковников усилились, когда в типографии «Общества» начали появляться не только священные писания, но и переводы пиетистов и масонов, чей мистический, экзальтированный стиль пришелся по душе Александру и Голицыну, но вызвал подозрения большинства православных служителей.

Сопротивление достигло апогея в 1824 году, когда деятельность «Общества» осудил настоятель Юрьевского монастыря в Новгороде, архимандрит Фотий. Он стал голосом церкви, деморализованной более чем вековым подчинением светскому государству, церкви, неуверенной в своей способности дать достойный отпор интеллектуальному и духовному вызову со стороны религиозных движений более опытного и искушенного Запада.

В меморандуме, представленном лично императору, Фотий предупреждал об «иллюминатах, масонах, пытающихся насадить в миру новую религию, предварительно уничтожив все империи, церкви, религии, гражданские законы и всеобщий порядок». «Библейское общество», утверждал Фотий, расчищает дорогу революции тем, что убаюкивает священников, смешивает все религии без разбора, распространяет пагубные книги и использует для своей цели доступные только ему печатные станки.

«Дабы унизить слово Божие, которое в церквах с благословением читается, предписано продавать его даже в аптеках с микстурами и склянками». Фотий призывал Александра I уволить Голицына, закрыть двойное министерство и восстановить Святейший Синод в его привычной роли. «Бог победил видимого Наполеона, вторгшегося в Россию: да победит он и духовного Наполеона…»