Россия: народ и империя - читать онлайн книгу. Автор: Джеффри Хоскинг cтр.№ 22

В 1655 году Никон созвал церковный собор и, опираясь на поддержку греческих сторонников, заставил принять обрядовые реформы. Получив одобрение светской власти, он принялся избавляться от противников, отправляя их в ссылку. К этому времени, однако, забеспокоился и Алексей, почувствовавший угрозу собственной власти со стороны патриаршества, тем более представленного такой самоуверенной и амбициозной личностью, как Никон. При назначении Никон заставил царя поклясться, что тот будет повиноваться ему во всем, что касается церковных дел, — вещь для XVII века весьма нераспространенная. В качестве митрополита Новгородского он сопротивлялся подчинению монастырей своего прихода Монастырскому приказу, органу государственной администрации, и боролся против вмешательства светских судов в то, что считал делами, подлежащими церковной юрисдикции. Став патриархом, Никон продолжал следовать той же линии поведения.

Поначалу Алексей уступал, но затем, набравшись опыта и уверенности, начал беспокоиться: ведь если церковь приобретет слишком большое влияние, то сможет помешать усилиям государства по мобилизации ресурсов страны путем введения новых налогов и раздачи земли дворянам. Не нравился царю и высокомерный тон бывшего «задушенного друга». Своенравие и властность, проявленные Никоном при проведении реформ, подтвердили опасения Алексея и привели к ухудшению отношений царя и патриарха.

Оскорбленный явной холодностью Алексея, Никон в июле 1658 года неожиданно и театрально отказался от сана патриарха, прервав на середине церковную службу. Объявив, что чувствует себя недостойным столь высокого поста, Никон сорвал одеяния патриарха и натянул простую монашескую рясу. Жест показного смирения, конечно, был рассчитан на то, чтобы заставить Алексея пойти на уступки, но вызвал совершенно противоположный эффект. После долгих колебаний и душевных терзаний царь принял его отставку.

Разрыв, конечно, был вызван вовсе не спором по поводу реформ Никона. Алексей проявлял к ним не меньший интерес, чем сам патриарх, так как считал, что такие реформы укрепят положение государства в союзе с церковью. Устранив инициатора реформ, царь сам покровительствовал их проведению. Таким образом, нововведения тесно связывались не только с церковью, но и с государством: роковое развитие.

Церковный Собор 1666–1667 годов, снова проводившийся в присутствии восточных патриархов, не только одобрил текстуальные изменения и обрядовые нововведения, но и предал анафеме всех, кто отказывался принять их. Было также аннулировано решение Стоглавого Собора 1551 года по этому вопросу — поворотное событие не только в церковной политике, ведь Собор 1551 года закрепил идеологию, выраженную митрополитом Макарием. Символично, что Собор 1666 года осудил легенду о «белом клобуке», получившую широкое распространение среди простого народа: согласно этой легенде византийская церковь, предавшая православную веру на Флорентийском Соборе, была наказана тем, что ее столица, Константинополь, пала под натиском турок, и миссия защиты христианской веры перешла к русским. Осуждение предания подразумевало отказ от всей концепции «Москва — Третий Рим». Цари никогда явно не высказывались в поддержку «Третьего Рима», но все же решение собора значительно ослабляло теоретическую основу самодержавной власти.

Таким образом, Собор 1666–1667 годов превратил яркий национальный миф в наследство тех, кто противостоял государству и его усиливающемуся космополитическому взгляду на мир. В русском национальном сознании появилась трещина, так никогда полностью и не затянувшаяся. Староверы, следуя безупречной логике, указывали — все предшествующие цари и епископы придерживались обрядов, признанных столь ужасными, что заслужили анафему. «Если мы раскольники, — говорили они, — то тогда раскольники были и святые отцы, и цари, и патриархи». Староверы обвиняли Никона в разрушении древнего благочестия и внедрении чуждого римского влияния.

«Креститься тремя перстами, — протестовали они, — это латинская традиция и знак Антихриста». Протопоп Аввакум, самый упорный и последовательный противник Никона, писал из тюрьмы царю Алексею: «Скажи по-русски: „Господи, помилуй меня“. Оставь все это грекам: это их язык, плюнь на них! Ты русский, Алексей, а не грек. Говори на родном языке и не стыдись его ни в церкви, ни дома!»

Анафема, поддержанная светской властью, не только превратила относительно незначительные обрядовые проблемы в крупные теологические вопросы, но и сделала их критерием отношения личности к государству и церкви. Вот замечание Роберта Крамми: «Как только оппозиция литургической реформе… привела староверов в оппозицию русскому государству, их движение притянуло к себе всех недовольных и обделенных». К таковым относились те, кто противился установлению крепостного права, казаки, защищавшие прежнюю вольницу, общины, отданные во власть воевод, горожане, обремененные круговой порукой и тяжелыми налогами, а также приходы, лишенные Собором 1666 года права избирать собственного священника.

Соединившись, религиозные и мирские мотивы раздули пламя апокалиптических настроений, уже и до того широко распространившихся в русском обществе. Примером стали проповеди отшельника Капитона, пользовавшиеся популярностью в Поволжье и на севере страны. Да и как иначе можно интерпретировать совместное отречение церкви и государства от благочестия «Третьего Рима», если не как приход Антихриста и приближение конца света? В конце концов, согласно пророчеству, «Четвертому Риму не бывать».

В последние десятилетия XVII века эти настроения достигли кульминации, вылившись в ряд восстаний и массовых самоубийств. Самоубийства начались в общинах староверов, которые, не желая до наступления Судного дня осквернять себя общением с силами Антихриста, при приближении войск или правительственных чиновников запирались в деревянных церквах и поджигали их. Восстания начались в 1668 году в монастыре на острове Соловки, в центре духовной и экономической жизни региона, прилегающего к Белому морю. Монахи отказались принимать новые молитвенники, перестали молиться за царя и сместили настоятеля, когда тот попытался пойти на компромисс. Царю Алексею они сказали: «Мы все хотим умереть в старой вере, в которой твой отец, правоверный государь, царь и Великий князь Михаил Федорович и все другие правоверные цари и Великие князья закончили свои дни».

Царь послал на остров войска, но монахи так и не подчинились. Во многом опираясь на помощь местного населения, снабжавшего их продуктами, монахи сумели выдержать восьмилетнюю осаду, прежде чем сдались в январе 1676 года. Почти все погибли от рук обозленных победителей.

Многие староверы бежали на юг, где в 1670–1671 годах произошло восстание под руководством казацкого атамана Степана Разина, призывавшего убивать бояр, помещиков и воевод. Сами староверы участия в восстании почти не принимали, но прибыв на Дон, все еще бурливший недовольством, увеличили число противников власти, переживших поражение бунтовщиков. Симбиоз казачества и староверов на юге и востоке при периодически просыпающемся недовольстве башкир и татар на протяжении следующего столетия создавал постоянную угрозу имперскому государству.

В 1682 году староверы присоединились к стрелецкому бунту в Москве. Смерть царя Федора Алексеевича создала проблемы с престолонаследием, чем воспользовались стрельцы, предъявившие собственные требования: повышение жалованья и возврат к старой вере. Регентша Софья, вначале поддержавшая стрельцов, отвернулась от них, когда стало ясно, какую угрозу они представляют для закона и порядка. По ее приказу главный оратор стрельцов, старовер Никита Добрынин, был схвачен и обезглавлен, а его сторонники подверглись жестоким преследованиям.