Кровавые ночи 1937 года. Кремль против Лубянки - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Цыркун cтр.№ 17

И здесь Агранову удалось разом убить двух зайцев: избавиться от чрезвычайно опасного для него соперника и перевести в Москву преданного помощника. Под соперником подразумевается старший майор госбезопасности Дмитрий Дмитриев – заместитель Миронова и наиболее ценный для него сотрудник. Цепкий, наблюдательный, хитрый и ловкий Дмитриев все время находился там, где был Миронову нужнее всего. Он выезжал в Ленинград сразу после убийства Кирова и первым получил показания от одного из арестованных, что к убийству якобы причастны люди из прежнего окружения Григория Зиновьева, выполнив тем самым знаменитое сталинское распоряжение: «Ищите убийц среди зиновьевцев» ^[139] . С этого момента Дмитриев участвовал в расследовании всех крупнейших политических дел, выполнял наиболее важные поручения Миронова. При том, что Ягода часто направлял Миронова в инспекционные командировки, Дмитриев временами становился фактическим руководителем ЭКО. Чуть позже он сменил главное направление деятельности: «В течение 1936 года я вовсе оторвался от работы Экономического отдела, так как получил приказание целиком пересесть на следствие по делам троцкистов, зиновьевцев, которые я должен был вести лично сам». Невероятная способность Дмитриева втираться в доверие и вызывать на откровенность чекистов высокого ранга выразилась, например, в том, что он является одним из наиболее ценных наших источников для изучения взаимоотношений в руководстве НКВД рассматриваемого периода. Правда, мемуаров он не оставил: все эти сведения ему пришлось изложить в протоколе допроса за три месяца до расстрела, когда он был арестован как «участник контрреволюционного заговора» ^[140] .

Перевод Дмитриева в Свердловск очень серьезно ослабил позиции Миронова. После этого в качестве его ближайшего помощника выдвинулся малонадежный Лоев, который был для Миронова менее ценен и не пользовался его доверием. «Близость Лоева... – сообщает Дмитриев, – к Гаю составляла нередко предмет ревности со стороны Миронова, который обвинял Лоева в недостаточной преданности себе».

Еще более сильным ходом явился перевод И.Ф. Решетова из Свердловска в Москву. Это был один из тех защитников коммунистического строя, который оказался в рядах компартии далеко не сразу, а лишь после ее решающих побед в Гражданской войне, в конце лета 1920 г. Начинал он как эсер, но еще до революции имел счастье (или несчастье) познакомиться с Аграновым, что и определило его судьбу впоследствии. Влиятельный Агранов, который при Ленине занимал пост секретаря Малого Совнаркома, а затем перешел на работу в карательные органы, добился для Решетова невиданной чести: специальным постановлением ЦК ему засчитали в партийный стаж весь период нахождения в эсерах, так что он сразу, в один день стал большевиком с пятилетним дореволюционным стажем. И службу в ЧК он начал сразу же с руководящих должностей. При введении в 1935 г. специальных званий одним из первых получил «генеральское» звание комиссара госбезопасности 3-го ранга. Звания «Почетного работника ВЧК-ГПУ» он удостоился дважды ^[141] . Вот каким «заячьим тулупчиком» обернулось для него старое знакомство с Аграновым! Он старался отслужить, оправдать оказанное доверие, даже сверх меры, производя, по словам приказа НКВД № 00240 от 15 июля 1936 г., «массовые аресты, не вытекающие из работы агентуры» ^[142] .

Теперь Агранов счел момент подходящим, чтобы приказом Ягоды передвинуть свою креатуру из Свердловска на пост помощника начальника Транспортного отдела, к Шанину. Отчего же к Шанину? Вспомним свидетельство Агабекова о том, что именно Шанин был организатором совещаний-пикников для Ягоды и его окружения. Кроме того, Шанин, будучи по должности одновременно помощником Кагановича, оставался единственным связующим звеном, в принципе позволяющим нормализовать отношения Ягоды с Кагановичем, к чему первый из них весьма стремился. Допустить этого Ежову и Агранову было никак нельзя. Теперь Агранов мог получать от Решетова подробную информацию о деятельности Шанина.

Чтобы замаскировать перевод Решетова в центр, приказ был подан на подпись в таком виде, будто это делается ввиду невозможности использовать Решетова на самостоятельном участке работы. «Решетов всем своим поведением и своей дальнейшей работой доказал, – гласил малограмотный текст приказа, – что никаких уроков... не извлек, ничего не понял, исправиться не может и не годен в дальнейшем как руководитель управлением НКВД» ^[143] . Зато он оказался вполне годен к роли внедренного Аграновым человека в окружении близкого к Ягоде Шанина.

Итак, 15 июля, ослепленный недолговечным блеском собственной славы Ягода сделал четыре существенных ошибки: выбросил из органов НКВД пьяницу Каруцкого без учета его кремлевских связей; выдвинул на повышение Курского, принадлежавшего к враждебному клану «евдокимовцев»; перевел в Москву Решетова – человека Агранова; убрал из Москвы в Свердловск Дмитриева – лучшего из людей, преданных наркому Миронову. Этот незаметный на первый взгляд успех Агранова стал первым шагом в цепи кадровых перестановок среди ничего не подозревающего руководства НКВД.

Тем временем, спеша угодить Сталину, Ягода проявил дополнительное рвение: зная о наличии у Зиновьева хронических заболеваний, в разгар июльской жары нарком приказал включить в одиночной камере Внутренней тюрьмы на Лубянке, где тот содержался, отопление, от чего Зиновьев круглосуточно испытывал невыразимые страдания. По воспоминаниям Фельдбина-Орлова, который имел возможность непосредственно наблюдать этот процесс, Зиновьев, страдавший от астмы и колик в печени, из-за невыносимой духоты в камере катался по полу, крича от боли и умоляя вызвать врача, но медицинская помощь ему не оказывалась ^[144] .