Командоры полярных морей - читать онлайн книгу. Автор: Николай Черкашин cтр.№ 79

Сейчас острова Колчака на картах нет. Есть остров Расторгуева, переименованный в 1939 году ВСНХ СССР в угоду времени и его временщикам. Все попытки научной и военно-морской общественности докричаться, дозвониться, донести до президента СССР, а потом и президентов России мысль о справедливости возвращения острову в Таймырском заливе имени Колчака остаются без ответа.

Колчак и на второй зимовке времени даром не терял. Шхуна стояла недалеко от берега, и он покидал ее при каждом удобном случае, как астронавты покидают свою небесную станцию. Втроем, вдвоем, а то и в одиночку отправлялся он изучать огромный остров Котельный. Он пересек его весь, перебрался на соседнюю Землю Бунте, открыл новый остров, который назвали островом Стрижева.

В эту вторую зимовку лейтенант ощутил себя заправским полярником: он научился управлять собаками, свежевать убитого оленя, бить гусей влет, спать в снегу…

Он никогда не думал, что езда на собаках требует знаний не менее изощренных, чем езда на автомобилях или хождение под парусом. Кто мог подумать, что хорошая упряжка с двумя седоками может преодолеть до 250 километров в сутки? Полозья нарт для лучшего скольжения можно намораживать, а чтобы лед лучше держался, надо полозья предварительно покрывать жидкой кашицей из торфа, глины или оленьего навоза при помощи заячьей лапки.

Даже было странно, что столько людей в родном Санкт-Петербурге живут и не подозревают о том, что при движении по морскому льду с солью собакам на лапы надевают чулки из выделанной оленьей кожи с отдельно вшитой подошвой. Надо следить, чтобы они не сжирали чулки. В сильные морозы собакам на паховую область надевают меховые набрюшники.

При ночевке на плотном снегу каждой собаке надо вырывать отдельную ямку, чтобы пес мог укрыться от ветра. Нарты бывают колымские и чукотские. Собак погоняют длинной палкой с наконечником — хореем, а тормозят короткой толстой палкой — остолом или торилом.

При путовой упряжке в пути надо время от времени менять местами собак, так как самая тяжелая работа для них — сзади, в «корню», а передовые утомляются больше всего при глубоком снеге. Самые лучшие в мире каюры — якуты, чукчи и русские северяне. Вожаки понимают их с голоса.

Вожак идет в паре со второй после него по качеству собакой под вожаком; вожак выбирает дорогу, заставляет весь потяг преодолевать препятствия, удерживать других собак от погони за пробегающим зайцем

На ночь собак привязывают к длинной цепи короткими, в аршин, цепочками; ремни перегрызут. Кормят только вечером, раз в сутки. Суточная норма сухого корма (крупа, галеты, пеммикан) — до килограмма, а мороженого мяса — до двух килограммов. Упряжка из десяти собак за двадцать дней пути съедает вес груза, который могут тянуть. Во время пережидания пурги — норма та же. Упряжка не может идти против ветра, дующего со скоростью 7 — 8 метров в секунду.

Весьма и весьма расширил он и свои теоретические познания. Барон Толль сумел превратить шхуну в своего рода плавучий университет, где регулярно проводил научные беседы с командой «Зари». Выступали перед матросами и Колчак с докладами по своей тематике, зоолог Бируля, магнитолог Зееберг… По вечерам в кают-компании разгорались диспуты по самым разным предметам: от философии до военно-морской стратегии…

* * *

РУКОЮ ОЧЕВИДЦА: «Поначалу лейтенант-гидрограф, — Бялыницкий-Бируля имел в виду Колчака, — придирчивый к матросам, с собаками был и вовсе строг, а дикого зверя и птиц рассматривал лишь через прорезь своего винчестера. В поездках с Толлем он впервые полюбил лающую и скулящую братию и под конец даже сам уговаривал Толля не убивать больных собак, класть их на нары — авось отлежатся. А в усатых моржей прямо-таки влюбился и на мушку не брал».

Больше всех из команды сдружился Колчак с боцманом шхуны Никифором Бегичевым

Со дня выхода «Зари» из Екатерининской гавани прошло почти два года…

Краткая хронология многомесячного похода «Зари» уложится в несколько строк: в первое экспедиционное лето шхуне удалось пересечь Карское море, зайти ненадолго на Диксон и выйти к берегам Таймыра, где пришлось стать на зимовку в бухте Колин-Арчера близ острова Норденшельда в Таймырской губе. Зимовка растянулась на 11 месяцев. Только 30 августа 1901 года «Заря» сумела вырваться из ледового плена и пересекла море Лаптевых, дойдя до острова Котельный. Если представить, что к Земле Санникова, в высокие широты, ведет некая лестница, то остров Котельный будет первой, начальной ее ступенькой. Следующая ступень — остров Фадеевский, затем — остров Новая Сибирь, и, наконец, стартовая площадка к Земле Санникова — остров Беннетта. Отсюда ее и увидел в синей дымке барон Толль в первую свою экспедицию, здесь же, на северной кромке острова, кончалась и карта северных владений Российской империи. Но выйти на эту финишную прямую (остров Беннетта — Земля Санникова) было совсем непросто. А в тот год и вовсе невозможно из-за сплоченных льдов, наглухо преградивших путь «Заре».

Вторую зимовку во льдах — унылую, безрассветную и бесконечную, как вой пурги в обледеневших снастях — экспедиция Толля провела в лагуне Нерпалах на западном берегу острова Котельный. Барон с нетерпением ждал лета, их третьего арктического лета, когда можно будет совершить решающий бросок к заветной цели. Для себя он решил: не возвращаться домой, не открыв Земли Санникова. Он записал это в своем дневнике как рыцарскую клятву: «Только бы мне достигнуть цели!.. Как туго натянутые струны напряжены мои нервы…»

Нервы были напряжены у всех: вторая арктическая зимовка — это очень трудно. Голод витаминный, световой, информационный сказывался на каждом — люди сделались сонливы и раздражительны. Тем не менее, как и во время первой зимовки, жизнь на «Заре», во многом благодаря лейтенанту Коломеицову, была подчинена твердому корабельному распорядку. Барон Толль попытался подогнать течение корабельной жизни под график научных исследований. Их и без того непростые отношения обострились еще больше. Колчак оказался между двух огней. С одной стороны, он принимал правоту Коломейцова как командира корабля, с другой — прекрасно сознавал, что строевой уклад жизни на судне — не самоцель, шхуна пришла в эти края ради дела науки. И истинный командор экспедиции — барон Толль. Может быть, поэтому, лейтенант Коломейцов с горечью отмечал в своем дневнике, что Колчак «на всякую работу, не имеющую прямого отношения к судну, смотрит, как на неизбежное зло, и не только не желает содействовать ей, но даже относится к ней с какой-то враждебностью». Зато Толлю его второй магнитолог и гидрограф нравился все больше и больше: «Колчак не только лучший офицер, но он также любовно предан своей гидрологии… Научная работа выполнялась им с большой энергией, несмотря на трудность соединить обязанности морского офицера с деятельностью ученого…

…Во время обеда ведется обычно интересная застольная беседа, в которой принимает участие главным образом гидрограф, человек очень начитанный… Беседую и забавляюсь горячим спором между Матисеном и Колчаком: они неизменно придерживаются противоположных мнений, но благодаря добродушию Матисена остаются в дружбе, несмотря на частое раздражение гидрографа».