Чрезвычайные происшествия на советском флоте - читать онлайн книгу. Автор: Николай Черкашин cтр.№ 29

Через полгода Степанова списали на берег и перевели в севастопольское Высшее военно-морское училище им. Нахимова. Там ему вручили орден Красной Звезды за спасение первенца советского атомного флота.

Как потом сложилась судьба этого офицера, спасшего не только свой корабль, но и всё Норвежское море от радиоактивного заражения? Прошлым летом я попытался найти его следы в Севастополе.

Навожу справки, звоню… Училища, в котором преподавал Степанов, уже нет. Где его архивы — никому неизвестно. Последняя надежда — районный военкомат, в котором он состоял на учёте. Но тогда была другая страна, а сейчас военкомат служит новому государству. Безо всяких иллюзий, просто для очистки совести иду в военкомат. Девушка в украинской форме любезно мне объясняет, что все личные дела советских офицеров давно уже уничтожены. В лучшем случае дубликат, может быть, сохранился где-нибудь в Киеве. Но шансов мало…

Для очистки совести — как полезно, однако, чистить её, эту совесть! — девушка-прапорщик лезет на архивные полки, и вдруг сверху само собой падает личное дело капитана 1-го ранга Степанова! Такое впечатление, что он сам — с того света — подтолкнул эту тощую серую папочку.

— Надо же, — изумляется девушка, — не сожгли!

Как хотелось бы, чтобы иногда все наши и не наши чиновники не спешили исполнять свои должностные инструкции, особенно по части уничтожения документов.

Что может рассказать «Личное дело офицера запаса»? Очень многое из того, что составляет внешнюю канву служебной жизни, и почти ничего из сферы — «знаете, каким он парнем был!»

Листаю, читаю и пытаюсь понять этого человека по его последнему бумажному следу на Земле.

Итак, Юрий Фёдорович Степанов родился 15 мая 1932 года в Калинине. Отец — ветеран войны, лейтенант-танкист, работал администратором кинотеатра в Риге. Юрий закончил Рижское нахимовское училище, затем в 1952 году — Высшее военно-морское училище подводного плавания. Штурман. В 1966-м — Высшие специальные офицерские классы. Командиром крейсерской подводной лодки К-3 назначен 5 июля 1967 года.

Из курсантских и офицерских аттестаций: «…был старшиной роты. Чемпион училища и ВМУЗов по классической борьбе… В обстановке на море ориентируется хорошо и быстро принимает обоснованные решения. Офицер с высокими волевыми качествами». Ещё одна запись: «В сентябре 1967 года в сложной служебной ситуации получил отравление угарным газом с кратковременной потерей сознания и последующим психическим травматизмом. На протяжении 3–4 месяцев пять раз находился в обморочном состоянии». Так прервалась его командирская карьера. Вместо мостика — кабинет начальника заочного отделения Черноморского ВММУ им. Нахимова. Он не сдавался и всё ещё надеялся вернуться на действующий флот. В 1976 году прошёл стажировку в должности командира атомной подводной лодки на Северном флоте. Но врачи были неумолимы: к службе в подплаве — негоден. Другой бы сломался, спился… Юрий Степанов торил новую стезю: командир учебного батальона, преподаватель, а затем зам начальника кафедры тактики ВМФ… За успехи в обучении курсантов награждён орденом Трудового Красного Знамени. Ушёл в запас в 1989 году. Работал библиотекарем. Сын Вячеслав, дочь Татьяна. Дата смерти в личном деле не отмечена. Где-то в 1990-е годы. Но это уже другая эпоха и другая страна, где личные дела на советских офицеров уже не вели. Похоронен на 6-м километре от Севастополя.

Не было вины Степанова в том, что на К-3 полыхнул жуткий пожар. Последний аргумент в том давнем споре — признание бывшего флагманского механика Гремихинской дивизии атомных подводных лодок капитана 1-го ранга Ивана Морозова. Он вступился за честь командира и экипажа, прочитав очередную инсинуацию о трагедии «Ленинского комсомола».

Морозову как заместителю начальника электромеханической службы дивизии предстояло первому определить причины пожара. Для этого надо было провести разведку аварийных отсеков. Их ещё не вскрывали. Чтобы попасть в это царство мёртвых, надо было открутить полусотню болтов и поднять съёмный лист над люком для погрузки аккумуляторов во второй отсек.

— После 4-часового принудительного вентилирования съёмный лист был снят, — рассказывает Иван Фёдорович Морозов. — Двое добровольцев из трюмных машинистов вызвались обследовать носовые отсеки. Один из матросов должен был спуститься на палубу жилого отсека, встать под люком с фонариком и страховать второго разведчика, который пойдёт в нос. И вот тут-то случилось непредвиденное: первый же спустившийся трюмный машинист пулей выскочил наверх. В глазах матроса стоял ужас: «Товарищ капитан 2-го ранга, я не могу… Там такое…» Его колотило от стресса. Я отпустил обоих добровольцев в казарму и положил руку на плечо своему коллеге — помощнику начальника ЭМС по живучести инженеру-капитану 3-го ранга Павлу Дорожинскому:

— Похоже, Паша, придётся тебе… Найди там Серёгу, посмотри, где он лежит.

Серёга — Сергей Фёдорович Горшков, старпом К-3, был нашим общим другом. Мы должны были отдать ему свой последний долг. Дорожинский молча взял аварийный фонарик и полез во второй отсек.

У него ещё хватило душевных сил пройти в корму и после этого выбраться наверх. Лица на нём не было.

— Иван Фёдорович, — почти прошептал он, — я был в аду! Большая часть погибших лежит в кормовой части второго отсека. Они спеклись в одну массу, распознать их невозможно…

Далее началась жуткая работа по вытаскиванию обгорелых трупов. Потом выгрузили нетронутые огнём торпеды. Детально осмотрели место происшествия. Что же случилось?

В одном из узлов системы гидравлики произошёл прорыв рабочего тела — масла. Сильная струя ударила в горевшую лампочку электросветильника. Защитного плафона на нём не было — разбили в шторм. Пары распылённого масла вспыхнули в мгновение ока. Работала система вентиляции торпед. Сила пламени была такой, что корпус вентиля кислородного баллончика разрезало пополам, как газовым резаком. Произошло то, что называется роковым стечением обстоятельств. Цепная реакция беды, которая, как известно, одна не приходит. Прорыв масла — электролампочка — вспышка — пожар в замкнутом пространстве… Первопричина — прорыв гидравлики. Но почему? Ведь для атомного флота всё делалось архинадёжно.

Инженер-капитан 1-го ранга И. Морозов:

— Я присутствовал при демонтаже в первом отсеке. Снимали злополучную гидравлическую машинку (она открывала и закрывала клапан вентиляции балластной цистерны № 2 правого борта). И тут обнаружилось, что в штуцере гидравлической машинки вместо штатной уплотнительной прокладки из красной меди стоит шайбочка, грубо вырезанная ножницами или ножом из паранита. Со временем уплотняющее поле раскисло и прорвалось при очередном скачке давления. А давление в системе нешуточное — перепады от 5 до 100 кг/см. Чья-то рука поменяла прокладки во время докового ремонта корабля.