Падение Римской империи - читать онлайн книгу. Автор: Питер Хизер cтр.№ 122

Во-вторых, включение варваров в политическую игру по созданию правящих режимов на римском Западе означало, что отныне там значительно увеличивалось число группировок, боровшихся за свои позиции при императорском дворе. До 450 г. каждой западноримской администрации приходилось всецело отвечать интересам трех армейских формирований — двух главных в Италии и Галлии, одного в Иллирике, а также земельной аристократии Италии и Галлии, представители которой занимали ключевые посты в имперской бюрократии. Позицию Константинополя тоже следовало учитывать. Как было в случае с Валентинианом III, стоило войскам Запада разделиться между разными претендентами на престол, как восточноримские императоры пускали в ход достаточно мощную и грубую силу, чтобы навязать Западу собственного кандидата. Вовсе не думая управлять Западом непосредственно, Константинополь был в состоянии наложить свое решающее вето на выбор всех прочих заинтересованных «партий». Согласование такого множества интересов в конечном итоге могло привести к затягиванию всего дела на длительный срок.

После распада Гуннской империи бургунды и вандалы были следующими, кто начал выпрашивать себе место в имперской системе и требовать за это вознаграждения. Бургунды в середине 430-х гг. были поселены Аэцием вокруг Женевского озера. Спустя 20 лет они воспользовались новой расстановкой сил на Западе, чтобы завладеть некоторыми римскими городами и теми доходами, которые они взимали с этих городов и их округи в долине Роны; это были Безансон, Вале, Гренобль, Отен, Шалон-сюр-Сон и Лион . Разгром Рима в 455 г. коалицией вандалов и аланов, как мы видели, поставил крест на их стремлении активно участвовать в имперской политике. После смерти Валентиниана, как сообщает Виктор Витенский (Hist. persec. I. 13), Гейзерих, расширяя свой домен, захватил контроль над Триполитанией, Нумидией и Мавританией наряду с Сицилией, Корсикой и Балеарскими островами. Включение лишь некоторых из варварских племенных объединений в политическую жизнь империи крайне осложнило политику Запада; и чем больше их становилось, тем труднее было изыскивать для них достойное вознаграждение, чтобы создать долгосрочный союз.

Подлинный смысл отмеченных противоречий, в корне подорвавших стабильность власти Авита, выясняется благодаря еще одному из произведений Сидония, дошедших до нас от той эпохи. 1 января 456 г., когда император в Риме вступил в консульство, его неизменно лояльному зятю было поручено произнести речь от своего имени. Она начиналась, что неудивительно, с тезиса о редком соответствии императора занимаемой им должности. Говоря так, Сидоний воспользовался возможностью сделать несколько очевидных сравнений. В частности, он заклеймил Валентиниана III как «сумасбродного евнуха» (semivir amens) и противопоставил его стиль руководства тому военному и политическому искусству, которое привнес в исполнение своих обязанностей Авит. Обратившись к ключевому вопросу отношений Авита с королем вестготов, Сидоний с осторожностью подошел к этому потенциально взрывоопасному предмету, однако его мысль была достаточно ясна. Во-первых, он с жаром утверждал, что Авит никогда не был слишком близок к вестготскому двору. Все знали, что в 420-х гг., будучи еще молодым человеком, он там побывал, когда вестготский король «весьма настойчиво предложил тебе [Авит] стать одним из близких к нему людей, но ты отверг звание друга как менее почетное, чем звание римлянина» . Затем Сидоний заострил внимание на одном небольшом инциденте, происшедшем в 430-х гг., когда Авит жестоко отомстил грабителю-вестготу, который ранил одного из его слуг:

«Когда они в первый раз сошлись, грудь в грудь, лицом к лицу, один [Авит] дрожал от гнева, другой [гот] от страха… Но вот, гляди-ка, последовал один удар, второй, третий! Поднялось копье и пронзило этого кровожадного человека; его грудь была пробита, а панцирь расколот надвое, треснув даже там, где он прикрывал спину; и когда кровь забила ключом из двух отверстий, две раны по отдельности исторгли из тела жизнь, которую могла забрать каждая из них».

Если перевести это на английский (или даже на латынь), то Сидоний говорит, что Авит нашел вестготского мерзавца, который ранил его человека, и своим копьем ударил его так, что оно вышло с другой стороны. Переведенное на политический язык, это творение убеждает в том, что Авит был не переметнувшимся на сторону вестготов предателем, а настоящим римлянином, который дал варварам такой жесткий отпор, какого только мог пожелать самый лютый их ненавистник.

Все это было направлено на то, чтобы рассеять подозрения внимавшей Сидонию аудитории, состоявшей из итало-римских сенаторов и военачальников, — как, впрочем, и его рассказ о возвышении нового императора. Узнав о смерти Аэция и Валентиниана, вестготы начали замышлять собственные завоевательные походы . Тогда в вестготский стан направляется Авит, и все тут же меняется. Одним своим присутствием он поверг их в панический страх; именно этот страх привел к тому, что вестготы внезапно решили попытаться ублажить его, вступив в военный союз с Римом. Но провозглашать ли Авиту себя императором — это было его личным делом. Что же касается вестготского короля, Сидоний говорит от его имени следующее:

«Мы не навязываем тебе царский пурпур, но мы просим тебя его принять; если ты станешь вождем, я стану другом Рима, если ты станешь императором, я стану его солдатом. Ты ни у кого не крадешь тайком верховную власть; нет Августа, владеющего холмами Лация, дворец, оставшийся без хозяина, твой… Мое дело лишь служить тебе; но если Галлия заставит тебя принять власть, на что она имеет право, то весь мир с радостью тебе покорится, опасаясь, что в противном случае он погибнет».

Здесь мы видим и особое обращение к Авиту, и намек на вакуум власти в Италии — все в точном соответствии с политическими настроениями аудитории. Слушателями, к которым обращался Сидоний, были италийцы. Авит мог оказаться всего лишь креатурой вестготов, по примеру Приска Аттала при Аларихе и Атаульфе. В речи Сидоний, напротив, утверждал, что Авит был самостоятельной политической фигурой. Стоило хотя бы принять во внимание историю его продолжительного обхаживания вестготами! Авит все-таки принял от них царский пурпур, может быть, даже против своей воли, ибо он был тем единственным человеком, кто мог их обуздать. В эти смутные времена военный потенциал варваров был необходим для обеспечения безопасности империи, Авит же оставался истинным римлянином.

Попытка оказалась удачной. Особенно если учесть мнение, будто Сидонию недостает идей. Однако слушатели-италийцы, особенно военные среди них, вообще не имели никаких идей. Как мы видели, наши источники свидетельствуют о том, что римская армия в Италии терпела Авита только до тех пор, пока он опирался на военный потенциал вестготов. Когда в 456 г. вестготы настолько глубоко увязли в Испании, что в обозримом будущем были не в состоянии вторгнуться в Италию, два главных римских военачальника, Майориан и Рицимер, расторгли союз с ними. 17 октября того же года они дали сражение тем малочисленным войскам, которые сумел наскрести Авит, — вероятно, это были остатки римской полевой армии в Галлии, — рядом с городом Плаценцией в Северной Италии. Авит потерпел поражение и был вынужден стать епископом города, а вскоре после этого умер при странных обстоятельствах .