Фортуна - женщина - читать онлайн книгу. Автор: Уинстон Грэхем cтр.№ 101

”Дорогой сэр.

Спасибо за ваше только что мною полученное письмо. Смерть вашего уважаемого брата повергла всех знавших его в безутешное горе. Я говорю, конечно, и о себе и шлю вам и вашей семье свои искренние соболезнования. Ваш брат был достойным человеком, и его дело будет продолжено — в его честь.

Вы спрашиваете меня о мистере Джеке Бекингеме, который помогал ему во время моей злосчастной болезни. Прилагаю подробный отчет. Должен признаться, мне уже приходилось отвечать на вопросы официального чиновника из Амстердама, но этим переговорам не хватало доброй воли — с обеих сторон.

Мистер Бекингем присоединился к нам за четыре дня до начала моей болезни, и позже этого срока я его не видел. Ваш уважаемый брат познакомился с ним в гостях у одного фермера из Голландии, ныне живущего в Сурабае, а затем привез его в наш лагерь. Мистер Бекингем рассказал, что его судно потерпело крушение во время тропического шторма; он был единственным, кто уцелел, но остался без средств к существованию. Весь его облик и манеры производили хорошее впечатление; он с энтузиазмом говорил на археологические темы. Конечно, он был всего лишь любителем и не обладал в полном объеме подготовкой доктора Тернера, но его познания охватывали широчайший спектр — от тольтеков до этрусков и от Индонезии до острова Пасхи.

В тот первый вечер они до глубокой ночи — мне было слышно с того места, где я спал, — беседовали об останках древних ископаемых, которые Бекингем будто бы обнаружил в русле Уртини, в тридцати милях от тринильских раскопок. Откровенно говоря, мне это показалось маловероятным, зато доктор Тернер пожелал убедиться лично, тем более что наши находки последнего времени носили малозначительный характер. Поэтому было решено перенести лагерь туда. Перед самым отъездом на нас напали разбойники — к моему глубокому прискорбию, мои соплеменники. Они позарились на провизию и на оба наших джипа. Вмешательство доктора Тернера только осложнило дело; я уже начал бояться, что его возьмут в плен ради выкупа. Зато мистер Бекингем проявил поразительную находчивость и беспощадность к преступникам. Он тотчас уложил обоих вожаков на месте, а остальные члены шайки бросились врассыпную.

На следующий день мы перебрались туда. Слова мистера Бекингема подтвердились. Правда, я до сих пор придерживаюсь того мнения, что найденное там относится к более позднему периоду, но доктор Тернер думал иначе. И тут я заболеваю. Меня в бессознательном состоянии доставляют в больницу.

Так вот — что я могу сообщить о Бекингеме? Судя по чистейшему выговору, он англичанин, хотя должен заметить, что он в совершенстве владеет еще несколькими языками. В разговоре с доктором Тернером он часто приводил неизвестные мне имена и географические названия. Видите ли, мне двадцать восемь лет; с пятнадцати до девятнадцати я принимал участие в партизанской борьбе против японцев, а в двадцать два — против голландского гнета. Отсюда — пробелы в моем образовании.

Я не могу говорить о тех неделях, когда ваш уважаемый брат и этот человек работали вместе в мое отсутствие, однако постараюсь со всем возможным тщанием описать его внешность.

Мне всегда бывает трудно определить возраст европейца, особенно в тех случаях, когда человек носит бороду. Однако, полагаю, ему в районе сорока или немного меньше. Он довольно высок — приблизительно метр семьдесят пять; сухощав — килограммов семьдесят — восемьдесят; у него темные, почти черные прямые волосы; резко очерченное продолговатое лицо; глубоко посаженные глаза при ярком освещении кажутся карими, а в тени — черными, словно маслины. Он красив, но очень редко улыбается. Носит небольшую бородку клинышком. Руки довольно волосаты; на левой руке две родинки: примерно в девяти и одиннадцати сантиметрах от запястья. Зубы — свои, немного пожелтели от никотина; на обоих глазных зубах коронки, а один зуб — перед левым глазным — отсутствует. Из-за недостаточно гладкой кожи и особенностей строения лица, когда на него падает свет сбоку, возникают причудливые тени. Когда Бекингем улыбается, его лицо утрачивает свою обычную угрюмость и как бы освещается изнутри, на нем появляется теплая, дружелюбная улыбка. Он как будто втирается в доверие, и доктор Тернер не избежал общей участи — не без ущерба для себя самого. Я поневоле задаюсь вопросом: неужели наводимые вами и голландской полицией справки свидетельствуют о причастности этого человека к несчастью с вашим братом? У Бекингема мелодичный голос: помнится, он исполнял незнакомые для меня песни. Доктор Тернер назвал их немецкими балладами. Когда Бекингем поет — и не только, — волосы падают ему на лицо, и он поправляет их двумя растопыренными пальцами правой руки.

К сожалению, это все, что я могу сообщить. Надеюсь, вы меня извините, так как я еще не совсем здоров; болезнь могла отразиться на моей памяти.

Позвольте еще раз засвидетельствовать вам мое глубочайшее почтение и выразить соболезнования по поводу безвременной кончины вашего брата.

Искренне ваш, Гани Пангкал.

P.S. У меня нет абсолютной уверенности, отсутствует ли у Бекингема правый или левый из малых коренных зубов”.

Я сложил письмо и положил обратно в доставленный авиапочтой конверт. Убрал в задний карман брюк и застегнул кнопку, а брюки, аккуратно сложив, поместил перед собой, вместе с рубашкой. Джейн решила, что ее спина уже достаточно поджарилась, и повернулась лицом к солнцу. Да Косса бросал в море камешки. Хлоп, хлоп, хлоп…

У самого берега показалась чья-то голова. Это Леони, пока я читал письмо, переплыла на нашу сторону бухточки, намного опередив Мартина. Она подошла ко мне и встряхнула волосами.

— Я не видела, как вы пришли. Давно?

— Минут десять назад, — ответил я.

— Что-то случилось?

— Случилось? Ничего.

— Вы побледнели.

— Просто задремал и увидел плохой сон. Вот и все.

Она улыбнулась и села чуть поодаль, в тени скалы. Я заметил у нее на запястье золотой браслет, который она не снимала.

— Какой же сон?

— Мне снилось, будто добро — это зло, а зло — добро, и никто не в состоянии отличить одно от другого.

— Не верю.

— И правильно делаете. В снах не бывает таких тяжелых противоречий. Это удел реальной жизни.

Леони посмотрела в ту сторону, откуда из-за бугра показалась черноволосая голова. Потом нагнулась и застегнула ремешки на туфельках. На щиколотке виднелось пятнышко то ли смолы, то ли дегтя.

Я сказал:

— Кажется, мы сегодня приглашены к ужину?

— Разве? — она снова взглянула на подходившего Мартина. — Да, кажется…

Когда он приблизился, она, как бы защищаясь, встала и прислонилась к скале.

Мартин в плавках сильно отличался от Мартина в одежде. Продолговатое, с тонкими чертами, лицо, глубоко посаженные глаза и нездоровый цвет кожи создавали обманчивое впечатление хрупкости. Теперь от него не осталось и следа. У него оказалось сильное, мускулистое тело — такое же хрупкое, как оснащенный всем необходимым броненосный крейсер. В его облике присутствовало что-то напряженное, нервное, но это нисколько не меняло общей картины.