Конечно, авторы фильма могут оправдаться тем, что всякое искусство условно, и что они не обязаны знать, что за три литра молока крестьянин нынче может выручить в лучшем случае 50 рублей, и что человек, работающий на железной дороге, никогда не будет по собственному желанию копать яму рядом с рельсами (если он, конечно, не сумасшедший), и что только действующий Чикатило будет хватать за коленки женщину, мертвого мужа которой он везет в кузове… Но «Путешествие…» — вовсе не «очернение действительности». Это намеренное создание несуществующей действительности, не имеющей никакого отношения к России. Возникает резонный вопрос: почему бы авторам не пойти дальше по пути притчевости и не перенести весь этот бытовой ужас с героями-полудурками, допустим, в современную Германию? Почему героев фантастического действа зовут Натальей и Сергеем, а не Бертой и Гансом?! А главное, почему эта анемичная греза, возникшая в головах создателей фильма, реализуется на народные деньги?!
Вопросы, разумеется, совершенно риторические, поскольку ответы на них давно известны. С. Лазарук: «Понятно, что не все фильмы в итоге получаются равнозначными в художественном, эстетическом и идейном плане. Но поймите: мы не цензоры! Наша задача — поддерживать отечественный кинематограф во всем его многообразии. Только так отечественное кино сможет сохранить свою самобытность и уникальность». Под отсутствием цензуры в данном случае следует, вероятно, понимать отсутствие совести. Иначе как объяснить господдержку нашумевших «Сволочей», которым Владимир Меньшов публично отказался вручать премию MTV?!
Справедливости ради скажем: третий российский конкурсный фильм «Ничего личного» (режиссер Лариса Садилова) смотреть можно без особого насилия над психикой. Созданные типы будничны и узнаваемы. В картине рутинная городская жизнь: тут и частный сыщик, собирающий компромат на бизнесмена — кандидата в депутаты, и блондинка — содержанка бизнесмена, и одинокая женщина-аптекарша, мечтающая о любви. Но и у этой достаточно динамичной, крепко сбитой ленты есть порок, свойственный абсолютному большинству российских картин. Здесь некого любить! Некому отдать свою симпатию, не с кого «делать жизнь». Типы, созданные режиссером, в лучшем случае заслуживают сопереживания. Это маленькие людишки, лишенные идеалов, порядочности, честности. Люди, не способные на волевое действие (и на действие вообще), на преодоление, на борьбу. Люди без будущего.
Отметим, что об идейном «кризисе жанра» (с индустрией все, худо-бедно, наладилось) говорят и сами кинематографисты. На «круглом столе» «Существует ли сценарный кризис?» выступила известная артистка, депутат Госдумы Елена Драпеко. По ее мнению, есть три рычага воздействия на кино — законы, кадры и деньги. Необходимые законы приняты, деньги выделены. «Разруха в головах», кризис организации дела, нежелание ФАККа контролировать «конечный культурный продукт» — вот причины появления «кино из жизни мышей, муравьев и тараканов» (так охарактеризовала Ирина Павлова, художественный руководитель российских программ фестиваля, основной поток современного отечественного кино).
Звучали и более радикальные высказывания. Вот мнение Сергея Кудрявцева, кинокритика: «То, что в кинопроцесс вмешивается государство, — настоящая беда для нашего кино. Потому что сценарии получают финансовую поддержку ФАККа по принципу: чем хуже, тем лучше». Другой кинокритик, Виктор Матизен: «В современном кино отражается не действительность, а больные фантазии сценаристов». И еще суждение: «Наш кинематограф предал свой народ. Румынское кино тоже лежало в руинах. А теперь посмотрите, какой подъем! На грошовые бюджеты там снимают ленты, которые получают самые высокие награды в Каннах. А у нас? Где кино о деревне? О простых людях, о врачах, учителях? Все заполонили „менты“ и киллеры».
И действительно, «простой народ» не в чести у кинематографистов. Он — терра инкогнита для «властителей дум». Даже если и берутся его снимать, получается «бяка», что и показали конкурсные ленты. Принявшие участие в дискуссии режиссеры Игорь Порублев и Александр Велединский, снискавшие популярность после телесериала «Бригада», заявили, что да, героями в эпоху становления капитализма в России они считают бандитов, обычных ребят со своей улицы, которые за полгода «поднялись», стали контролировать половину области. Учителя и врачи, люди рутинной жизни, им не интересны.
Вот она, новая модель нового «русского мира»: «Преступление и наказание» Достоевского сменилось на «Преступление без наказания» Порублева и Велединского. Но можно отнять завод, собственность, жизнь, а нравственный закон (Бога) отменить нельзя. Творческая интеллигенция, предавшая свой народ или рассматривающая его как «этнографический материал», неизбежно понесет наказание — скорым забвением своих имен в угасающем «русском мире».
Этот тезис как нельзя лучше проиллюстрировал фильм израильского режиссера Феликса Герчикова «Дети СССР». Эмигранты увезли на землю обетованную тоску по благополучной и налаженной жизни, печаль по русскому размаху и простору. В Израиле они — люди второго сорта, «русские», которых травят экстремистски настроенные местные. Потому молодой футболист Слава и назвал свою команду — «СССР». Быт русских израильтян, интерьеры жилищ, природа, язык настолько убоги, что становится непонятным: зачем евреи покидали Россию?! Неужто для них, бывших здесь не последними людьми (доктор физико-математических наук, тренер знаменитой футбольной команды), страна, которая дала им образование, хорошую работу, приемлемый уровень жизни, была чужой?! Что же прельстило уезжающих? Национальная идея? В фильме ее нет. Вера? Отношение к ней сугубо рациональное. Язык? Большинство его не знают. Удивительно, но фильм «Дети СССР» очень похож по своему авторскому видению на конкурсные российские работы. (Может быть, и наши режиссеры переживают состояние «внутренней эмиграции»?) Перед нами то же пространство мелких людей и мелких страстей.
Пожалуй, в гораздо большей степени «детьми СССР» можно назвать героев турецкой картины «Интернационал» (режиссер Сирри Сюрейра Ондера). Этот фильм о трагичности обыденной жизни и суете политики, о самопожертвовании и настоящей любви (кажется, это единственная лента фестиваля, где не было ни одной постельной сцены), о братстве народов и о той надежде на иное будущее, который давал всему миру СССР в эпоху «двухполярного» мира. Идеи Достоевского легли в основу греческого фильма «Эдуарт» (режиссер Ангелики Антониу). Картина жесткая — большую часть экранного времени герой проводит в тюрьме, но гуманистический пафос ее очевиден: только чистосердечное раскаяние может смягчить страдания убийцы… Русской жизни в той или иной мере касались и грузинская картина «Русский треугольник» (режиссер Алеко Цабадзе), и украинская лента «У реки» (режиссер Ева Нейман), и фильм итальянского режиссера Джузеппе Торнаторе «Незнакомка». Последний пример особенно показателен: бывшая гражданка СССР волею судеб стала секс-наложницей, а после безжалостной мстительницей за свою порушенную жизнь. Что ж, этим мы и знамениты на Западе — русская мафия, русские проститутки, русская нефть…
Итак, формула русского самосознания в современном отечественном кинематографе пока не нашла своего выражения. Это беда прежде всего нашей творческой интеллигенции (а также тех, кто проводит в России культурную политику). Духовное безволие, перекладывание на зрителя собственных «проблем» (или стремление на нем заработать копеечку) могут привести к дальнейшей идейной стагнации, к «заболачиванию» нравственного поля. Только деятельная, национально-ориентированная, высоконравственная, талантливая интеллигенция, ответственная перед народом, сможет изменить ситуацию. Иначе мы будем обречены на вечное «путешествие с домашними животными»…