Повседневная жизнь Фрейда и его пациентов - читать онлайн книгу. Автор: Лидия Флем cтр.№ 24

С правой стороны коридора находилась каменная лестница с широкими ступенями и ажурными перилами кованой стали. Делая плавный изгиб, лестница вела наверх, к квартирам. Поднявшись на площадку второго этажа, вы оказывались перед двумя дверями: через левую можно было попасть в квартиру, которую занимало семейство Фрейдов, правая вела в личные владения доктора.

Посетителя встречала симпатичная горничная Паула в кокетливом чепчике на волосах и маленьком фартучке, она помогала посетителю снять пальто, которое тут же пристраивала на вешалке, стоявшей в прихожей с правой стороны, и провожала его в комнату ожидания, обставленную в викторианском стиле; из мебели там были канапе, обтянутое красным плюшем, и круглый столик с двумя стульями. Окно украшали длинные кружевные занавески, точно такие, какие можно было увидеть в любой пьесе или фильме, где на сцене или в кадре появлялась «типичная венская комната». На столике рядом с настольной лампой лежало несколько старых журналов и семейный фотоальбом. Абрам Кардинер признавался, что долго рассматривал фотографии, но смог узнать далеко не всех. На стенах в рамках под стеклом висели портреты Хевлока Эллиса, Ганса Сакса, Макса Эйтингона, Шандора Ференци, а также групповая фотография, сделанная в 1909 г. в Соединенных Штатах в Университете Кларка. Несколько дипломов соседствовало на одной из стен с рисунком в стиле Дюрера, изображавшим заживо погребенного. По воспоминаниям Хилды Дулиттл, этот рисунок произвел на нее сильное впечатление. В этой теплой и просторной комнате ожидания (до 1910 года в ней проходили по средам заседания Психологического общества, переименованного в 1908 году в Венское психоаналитическое общество) находилось большое количество книг на разных языках, многие – с автографами и посвящениями авторов. «Ни одна из этих книг не производила впечатления, что ее часто брали в руки», – заметил Джозеф Уэртис с тем оттенком критичности и враждебности, который отличал его отношения с Фрейдом. А между тем там можно было полистать труды Калвертона, Малиновского, Эйнштейна, а также почитать поэмы пациентки Фрейда – X. Д., именно так подписывала свои произведения Хилда Дулиттл.

Итак, в этой комнате пациенты ожидали своей очереди. Вот как вспоминала о проведенных там минутах перед своим первым сеансом Хилда Дулиттл: «Я знала, что профессор Фрейд откроет дверь, находящуюся прямо передо мной. Я все это прекрасно знала и в течение нескольких месяцев готовилась к этому испытанию, но когда дверь напротив наконец открылась, я все равно оказалась застигнутой врасплох, пришла в замешательство и даже запаниковала».

Словно робот, перешагнула она порог приемной. Дверь за ней закрылась. Фрейд молча ждал, когда она заговорит, но Хилда Дулиттл не могла этого сделать. Она озиралась вокруг. О Фрейде она знала то, что он был целителем душ, а не хранителем музея. Она окинула взглядом многочисленные полки, заставленные сокровищами античного мира, и подумала, что Фрейд – это сфинкс, сфинкс с черепом вместо головы, последний прорицатель, тот, кто мог бы произнести: «Встань, Лазарь!» Она продолжала молчать. И тогда заговорил старый профессор, ему было почти семьдесят семь лет, с грустью в голосе он произнес: «Вы первый человек из тех, кто когда-либо переступал порог этой комнаты, который начал рассматривать находящиеся здесь предметы, даже не взглянув на меня». Оба они, влюбленные в античность, сразу же прониклись взаимной симпатией друг к другу.

В приемной Фрейда Хилду Дулиттл ждало еще одно испытание. Появившись откуда-то из-под кушетки, к Хилде приблизилось маленькое существо с львиной гривой. Женщина стала наклоняться к животному, но Фрейд остановил ее: «Не трогайте собаку, она может укусить – она не любит чужих!» Несколько обескураженная резким замечанием профессора, но не собираясь сдаваться, Хилда присела на корточки: пусть Джофи, собака породы чау-чау, кусает ее, если хочет. Та же обнюхала посетительницу и начала тереться головой о ее руку, выражая тем самым свою симпатию. Таким образом Хилда Дулиттл продемонстрировала, что никакая она не чужая и что «Профессор тоже иногда бывает неправ».

Пятого марта 1933 года, через два дня после начала психоаналитического обследования, X. Д. так описала свой сеанс у профессора Фрейда: «Сегодня, лежа на знаменитой психоаналитической кушетке, я вдруг почувствовала запах мяты, и мне показалось, как что-то похожее на эфир окутало мой «больной» лоб. И куда бы теперь ни завело меня мое воображение, я знала, что мне нужно искать, у меня появились опора и цель. Именно здесь, в этом логове таинственного льва, в этой полной сокровищ пещере Аладдина я смогла сконцентрироваться и нащупать нужное направление. Я вновь владею собой, я спасена».

Эта женщина, которая, словно коронованные особы, подписывалась инициалами и которая, ложась первый раз на фрейдовскую кушетку, очень беспокоилась, не будет ли она ей мала, рассказала Фрейду о том удивлении, что она испытала, увидев его в окружении сокровищ, какие бывают разве что в музеях или храмах. Она говорила ему о вещах, которые должны были найти отклик в его собственной душе: X. Д. посетила Египет в то время, когда там была найдена гробница Тутанхамона, она вспоминала Библию, которую читала в детстве, с иллюстрациями Постава Доре… Хилда рассказала доктору, что она часто представляла себя на месте маленького Моисея, выловленного из Нила египетской принцессой, а Фрейд на это заметил, что она наверняка хотела быть мальчиком и мечтала о подвигах. X. Д. слушала доктора, разглаживая складки на покрывающем кушетку ковре. Клубы ароматного дыма от сигар Фрейда витали над ее головой, доктор непрерывно курил, сидя в своем кресле. Мирная тишина царила в кабинете, шум большого города не долетал туда, поскольку его единственное окно выходило во внутренний дворик с росшими там каштанами. Уютно расположившись на кушетке, полулежа-полусидя, Хилда прямо перед собой видела погруженный в темноту рабочий кабинет Фрейда, одновременно служивший ему библиотекой. Время от времени до ее слуха доносилось потрескивание дров в старой изразцовой печурке, заботливо установленной возле кушетки. Хилда рассказывала Фрейду о своем отце, таком же заядлом курильщике, как он сам, и о своей матери-художнице, которая писала картины, подобные тем, что X. Д. видела в ресторанчике недалеко от Берггассе, где она однажды пыталась прийти в себя после психоаналитического сеанса, доведшего ее до слез. Она вспоминала места, где ей приходилось бывать, и людей, с которыми она общалась в детстве и юности, своих друзей-поэтов и художников, свой родной город Бетлехем в Соединенных Штатах, своего ребенка, корабль, поездки, чудесное бальное платье… А печурка отбрасывала мягкий свет, выхватывая из темноты небольшую нишу, заставленную флаконами, эгейскими вазами и другими предметами из разноцветного стекла, слабо поблескивавшими в сумраке кабинета.

Однажды после очередного сеанса X. Д. забыла маленький зеленый флакончик с нюхательной солью, который всегда держала при себе. Возможно, она «случайно» уронила его на ковер, или же он завалился за одну из подушек, лежавших на кушетке… Фрейд вернул ей потерю с видом «торжествующего насмешника»: «Смотрите-ка! Вы позабыли вот это!» Хилда прекрасно знала символический смысл забывчивости и, забирая свой флакончик, не смогла удержаться от улыбки.

Если ей вдруг случалось взглянуть на часы, она вызывала неудовольствие Фрейда: только ему одному было позволено следить за временем. Чтобы предупредить горничную, что пациент собирается покинуть кабинет, профессор звонил в маленький колокольчик. Движением локтя, напоминающим взмах птичьего крыла, он давал сигнал к выходу. «Мы сегодня занимались очень важными вещами», – говорил он иногда в конце сеанса.