Тайна лабиринта. Как была прочитана забытая письменность - читать онлайн книгу. Автор: Маргалит Фокс cтр.№ 52

22 августа Вентрис отправил редактору “Архитектурного журнала” (по словам Эндрю Робинсона) “необыкновенное, шокирующее, жалостливое личное письмо”. Оно было написано от руки, почерком, похожим на машинописный, и в нем шла речь об отказе от оставшейся доли стипендии. Письмо напоминает адресованное Майрзу в 1948 году, однако пронизано еще большей безнадежностью:

Поздно вечером 5 сентября 1956 года Вентрис уехал из дома, объяснив семье, что собирается забрать свой бумажник, забытый у родителей Лоис. Но разве это не могло подождать до утра?

Вскоре после полуночи Вентрис въехал на высокой скорости в придорожную зону отдыха к северу от Лондона. Он столкнулся с припаркованным грузовиком и мгновенно погиб. Его magnum opus, написанный совместно с Чедуиком, был опубликован несколько недель спустя издательством Кембриджского университета. Эта книга, “Документы на микенском греческом языке”, до сих пор остается основополагающим текстом микенологии.

Коронер признал смерть Майкла Вентриса, мужчины 34 лет, несчастным случаем. Но вопрос, покончил ли он с собой, открыт по сей день. Его семья считает, что смерть была случайной. “Не думаю, что он покончил с собой, – рассказала Тесса Вентрис в фильме “Английский гений”. – Он был слишком позитивным, чтобы сделать такое”. Она сказала, что у отца случился сердечный приступ и он потерял сознание за рулем. Заболевание сердца, возможно, действительно было в роду Вентрисов: сын Никки умер от сердечного приступа в 1984 году, когда ему было немногим более 40 лет.

Вряд ли мы уже узнаем, что именно тогда произошло, но, возможно, это и неважно. Так или иначе, достижение Вентриса будет жить в веках.

Эта история начинается и заканчивается вмешательством архитектора. Дедал построил Лабиринт, а Майкл Вентрис нашел нить и размотал клубок. Но каким бы величественным ни было его достижение, не нужно забывать, что Вентрис стоял на хрупких, сутулых плечах американского гиганта.

Этот факт он признавал менее охотно, чем мог бы. Выступая на Би-би-си в июле 1952 года, Вентрис выразил благодарность Беннету и Майрзу, но ни слова не сказал о Кобер, чья “координатная сетка” явилась фундаментом дешифровки.

“Было бы интересно поговорить о том, как можно приступать к такой работе, – объяснял Вентрис в радиопередаче. – Часто говорят, что невозможно дешифровать надписи, если и письменность, и язык неизвестны, а билингвы нет… Но если есть достаточно материала… то ситуация перестает быть безнадежной. Просто… вместо механической работы по дешифровке имеют место более сложные дедуктивные процессы. Это похоже на разгадывание кроссворда, в котором не показаны черные клетки”.

Первым человеком, указавшим эти черные клетки, стала Алиса Кобер – и этого оказалось достаточно для того, чтобы решить задачу. Именно она, на много лет погрузившаяся в хаос символов и нарезавшая десятки тысяч каталожных карточек, определила, что язык линейного письма Б был флективным. Это стало первым важным шагом в дешифровке. Во-вторых, она, выделив “соединительный” знак, указала на взаимодействие между флективным языком и слоговой письменностью. Наконец, именно она поняла, что можно выстроить абстрактные отношения между знаками, и придумала “координатную сетку”, на основе которой Вентрис построил свою. Кобер также определила в самом начале, что единственный шанс взломать код – это найти и проанализировать внутренние закономерности письменности: без догадок о звуковых значениях того или иного знака или о том, о каком языке идет речь. И это значило для дешифровки больше, чем все остальное.

В 1954 году Вентрис в своей лекции (опубликована в 1958 году) в некоторой степени отдал должное Алисе Кобер, упомянув “ряд ее фундаментальных статей”, которые стали “первой систематической программой анализа и исследования документов на линейном письме Б”. Но это слишком мало, слишком поздно и перед слишком незначительной аудиторией.

Возникает вопрос: разгадала бы Кобер, если бы у нее было больше времени, загадку письменности? Эндрю Робинсон полагает, что нет, потому что она “была, возможно, слишком сдержанным ученым, чтобы «взломать» линейное письмо Б”. Я не так в этом уверена. Конечно, Кобер – мой фаворит, а Вентрис – фаворит Робинсона. Но давайте рассмотрим факты (как она сама могла бы сказать), которые нам дала ее собранная переписка. Да, Алиса Кобер была осторожным человеком. Но ее личные бумаги указывают на готовность экспериментировать – по крайней мере, если не в печати, то за своим рабочим столом. Мы знаем, например, что вначале она позволяла себе играть с кипрской слоговой письменностью, подставляя ее звуковые значения в кносские надписи. Тот факт, что это “не принесло результатов”, вряд ли удивителен, учитывая малочисленность доступных ей надписей на линейном письме Б и, соответственно, скудость знаний о нем.

Осторожная “сетка” Кобер 1948 года из 10 клеток, указывает Морис Поуп, сделала возможным все последующие этапы дешифровки: “Все ее предположения… подтвердила дешифровка Вентриса. Метод Кобер – сначала установить отношения между фонетическими значениями и знаками на абстрактном уровне – оказался сколь уникален, столь и продуктивен”.

Она ошиблась лишь однажды, и то отчасти. Именно эта ошибка позволила Вентрису дешифровать письменность, хоть он и прошел мимо, чтобы совершить интуитивный прыжок. Ошибка Кобер касалась склонения. Она была права, что в языке линейного письма Б есть категория рода, как и две формы слова “итого” (это показали слова “мальчик” и “девочка”). Кобер оказалась права и в том, что в искомом языке имелось изменение по падежам: кто – что – кому. Но она ошиблась в том, какие именно это были слова.