Эдинбург. История города - читать онлайн книгу. Автор: Майкл Фрай cтр.№ 71

Той ночью толпа попыталась вломиться в апартаменты сэра Патрика Джонстона, лорд-мэра и политика, стоявшего за Унию. Как писал Дефо, «толпа поднялась по лестнице к его двери и принялась взламывать ее кувалдами, но, похоже, не преуспела». Отважный лорд-мэр предоставил разбираться со всем своей жене. «Его испуганная супруга распахнула окно, держа в руке две свечи, чтобы ее можно было сразу узнать, и закричала: „Ради бога, позовите охрану!“» Проходивший мимо аптекарь увидел, что она оказалась в беде, и пошел в караульное здание, находившееся посередине улицы. Офицеры отнеслись к делу весьма безразлично из страха перед толпой. Дефо воспользовался возможностью проскользнуть в собственные комнаты, и все же беспорядки были еще далеко не закончены: «На улице я был недолго, но успел услышать страшный шум и увидеть огромную толпу, шедшую вверх по Хай-стрит с барабанщиком во главе. Они сквернословили и кричали: „Шотландцы встанут как один! Нет Унии, нет Унии! Английские псы!“ и так далее». К тому моменту переполох охватил весь город, и везде загасили огни, боясь спровоцировать акты вандализма. Городскую гвардию «оскорбляли и забрасывали камнями на месте». Это продолжалось несколько часов. «Шотландцы — бесчувственный, непокорный и ужасный народ», — заключил Дефо. ^[219]

И все же они не смогли остановить подписание договора. Когда этот договор 1 мая 1707 года вступил в силу, Эдинбург был подавлен. Старший сын Куинсберри, Джеймс, устроил в семейной резиденции в Кэнонгейте небольшое празднество с торжественным обедом. Этот наследник титула и земель, которые ему в итоге так и не разрешили получить, страдал гигантизмом и был помешан на убийствах; его постоянно держали под замком. В отсутствие отца, уехавшего по случаю подписания договора в Лондон, Джеймсу удалось вырваться на свободу. Он поймал и убил поваренка, а затем зажарил его на вертеле. Когда он сел за свою кошмарную трапезу, преступление было раскрыто. Народ говорил, что такой сын — Божье наказание герцогу за ту роль, которую тот сыграл в подписании договора об Унии. В остальном же событие было отмечено лишь несколькими формальностями. Утром колокола собора прозвонили мелодию «К чему мне грустить в день моей свадьбы?», пушки замка дали залп. И только. ^[220]

* * *

Праздновать Эдинбургу действительно было нечего. Уния означала, что правительства Шотландии более не существует, а правительство было одной из двух движущих сил экономики города. Другой была торговля, но она сильно пострадала и фактически замерла во время гражданских войн и оккупации страны Кромвелем. Хотя ей и удалось впоследствии немного оправиться, внешние силы продолжали препятствовать. При Якове IV у Шотландии и Англии успел сложиться общий рынок, однако ко времени правления Карла II англичане опять решили выдавить шотландцев. Между странами Европы в целом росли соперничество и враждебность. В мире коммерции состояние вечной войны нашло отражение в политике меркантилизма, которая включала в себя протекционистские меры в отношении собственных коммерсантов и, где это было возможно, борьбу с зарубежными конкурентами. Здесь можно заметить, что именно этим эдинбургские купцы всегда и занимались. Однако Эдинбург (и Шотландия) представлял собой лишь крошечный элемент системы международной торговли. Когда тем же оружием обзавелись более крупные города и страны, у меньших не осталось никаких шансов.

Отчасти введение политики меркантилизма было вызвано колониализмом. Каждая европейская страна стремилась прибрать к рукам товары из заморских владений. Шотландия попыталась вступить в игру, основав колонию в Дарьене в 1698–1700 годах, и сразу же вылетела с треском. В остальном ее торговля с колониями состояла в контрабандном ввозе товаров на английские территории в Америке. После 1707 года подобная торговля стала легальной, но Эдинбургу это не помогло. Кратчайший маршрут через Северную Атлантику пролегает по «большой дуге», и по этой траектории расстояние от Виргинии или Массачусетса до Шотландии меньше, чем до Англии. По не вполне понятным причинам торговля велась через Глазго, а не через Эдинбург; возможно, потому, что Эдинбург не боролся за нее, довольствуясь старыми надежными торговыми связями с Европой, достаточно выгодными, но вряд ли способными обеспечить резкий скачок экономического развития. Подобное отношение к делу было очередным следствием устаревшего самодовольства городских купцов. Именно оно положило начало коммерческому, а затем и индустриальному превосходству, которое позволит западу Шотландии на протяжении всего XIX века и до конца XX опережать восток.

Несмотря на то, что торговлю с Англией стало можно вести свободно, только из-за одного этого процветать она не начала. На общебританском внутреннем рынке, который под охраной пошлин работал на протокапиталистических принципах, качество и цена шотландских товаров приобрели особое значение. Добыча угля в Лотиане (главная индустрия региона) шла тяжело. Высокая себестоимость этого угля делала его слишком дорогим для продажи в Англии. Наоборот, из Ньюкасла поставляли уголь в Шотландию. Шотландский текстиль по качеству был ниже привозного и оставался таковым, так как его производили для себя, а не на экспорт. Он не мог конкурировать с превосходившей его по качеству английской продукцией. Производство ткани в Ньюмиллзе рядом с Хаддингтоном, в которое эдинбургские купцы вкладывали деньги на протяжении полувека, было ликвидировано к 1711 году.

Дела в Эдинбурге шли плохо. В 1709 году в казне кончились деньги: «поскольку доходы этого славного города в значительной мере упали, он не в состоянии выплатить долги торговцам». Городской совет постановил, что «всем следует остерегаться трат, не являющихся необходимыми, а что касается общественных работ, проводить следует только те, что совершенно неизбежны». В 1714 году один из сторонников Унии признал, что «поистине, Эдинбург при заключении Союза пострадал, как и, в определенной мере, окружающие земли, обеспечивавшие его существование, поскольку теперь и потребление, и занятость торговцев уже не те, что прежде». Лорд-мэр сэр Роберт Блэквуд писал члену парламента Патрику Джонстону о неиссякаемом эдинбургском национализме: «Неудивительно, что обитатели этого места настроены так враждебно; с момента заключения Союзного договора они только и делали, что прозябали, их глас — глас целой нации, как всем известно». В 1715 году, когда Шотландия попыталась обрести свободу, лорд-адвокат сэр Джеймс Стюарт опасался, что скорее всего главные беспорядки произойдут именно в столице, из-за «упадка всякой торговли и улиц, увешанных бесконечными объявлениями» [то есть объявлениями о продаже домов]. ^[221]

Позднее Адам Смит, отец экономики, в свое время поддерживавший Унию, вспомнит 1707 год и напишет: «Ничто не кажется мне более понятным, чем недовольство, какое испытывали шотландцы в то время. Все сословия единодушно проклинали меру, столь противоречащую их непосредственным интересам». Еще позднее Роберт Чеймберс так будет вспоминать этот спад в своем труде «Традиции Эдинбурга» (1824): «С момента заключения договора до середины века существование города было совершенно пустым и бессодержательным. Атмосфера уныния и подавленности окутала его. Коротко говоря, это время можно назвать черными днями Эдинбурга». ^[222]