Великая сталинская империя - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Фролов cтр.№ 50

…По согласованию с союзниками советское командование приняло капитуляцию японских войск в Маньчжурии, на Ляодунском полуострове, в Северной Корее до 38-й параллели, в Южном Сахалине и на всех Курильских островах. Так СССР разыграл первую партию в большой политической игре на Дальнем Востоке и в Азии. После разгрома Японии Китайская народная армия стала в огромном количестве получать от СССР необходимое ей оружие для войны против войск Чан Кайши. Судьба Китая отныне была предрешена — вскоре он стал социалистическим. Компартию и правительство Китая возглавил Мао Цээдун, один из самых авантюрных коммунистических правителей в мире. Не менее авантюрен и деспотичен оказался и Ким Ир Сен, который въехал в Пхеньян в обозе советских войск и вскоре стал по воле Москвы диктатором Северной Кореи.

Политика, проводимая Мао и Ким Ир Сеном, действовала отнюдь не на пользу мировому коммунизму и СССР, наоборот — они дискредитировали социализм в глазах мировой общественности. В итоге зарвавшийся Мао в начале «культурной революции» предъявил территориальные претензии к СССР и на годы разорвал торгово-экономические отношения с Союзом. Ухудшились и политические отношения СССР с Китаем. Но все это впереди. А после

1945 года, после капитуляции Японии, США и Великобритания поняли, что не смогли сдержать экспансию коммунизма на Западе и в Азии, что проиграли большую политическую игру против Сталина. Союзники перестали быть союзниками, началась «холодная война» капиталистического мира против СССР.

* * *

Тегеранская и Ялтинская конференции были знаменательны в политическом отношении для СССР прежде всего тем, что для Кремля окончился длительный период международной изоляции. Страна Советов, громившая грозную для Запада фашистскую Германию, получила признание в прогрессивных кругах цивилизованного общества. Сам Сталин, будучи в капиталистическом мире одновременно одиозной фигурой, тем не менее, стал авторитетнейшим и весьма влиятельным партнером лидеров буржуазного Запада. Все страны Европы и Америки восхваляли его как великого руководителя, стратега и Верховного Главнокомандующего могучими Вооруженными Силами СССР. «Мы недооценивали экономические и стратегические планы коммунистов России, просчитывались в их военном потенциале. Мне кажется, что коммунизм из химеры, утопии действительно превратился в значительную мировую силу. Без военно-тоталитарной машины русских мы вряд ли справились бы с Германией и Японией», — писал в конце 1945 года один из бывших советников Черчилля. (За свое восхищение «прогрессом» в СССР он вскоре был отправлен в отставку).

Новый президент США Г Трумэн не скупился на восторженные фразы в поздравлении Сталину и советскому народу в связи с разгромом Германии: «Вы продемонстрировали способность свободолюбивого и в высшей степени храброго народа сокрушить злые силы варварства, как бы мощны они не были. По случаю нашей общей Победы мы приветствуем народ и армию Советского Союза и их превосходное руководство…» Трумэн не сомневался в огромном потенциале США, тем не менее, был искренен, когда поражался тому, как СССР фактически один до 1944 года вел смертельный поединок с фашистской военной машиной на огромных пространствах Восточного фронта. Но в поздравлении он победу назвал общей, поскольку союзники со своими дивизиями в 1944 году вовремя присоединились к уже определившемуся победителю и стали добивать изрядно уставшего побеждаемого. Но через три месяца, после варварской атомной бомбардировки Хиросимы и Нагасаки (а варварами в послании Сталину президент назвал фашистов), Трумэн с не меньшим восторгом скажет своим приближенным: «Теперь-то я имею дубину против русского медведя». (В данном варианте мемуаристы писали, что он сказал: «…против русских парней»).

Не менее искренне поначалу восторгался триумфом СССР во Второй мировой и хитроумный, дипломатичный, осторожный Черчилль, искавший за спиной Рузвельта более близких и выгодных контактов со Сталиным: «Я шлю вам сердечные поздравления по случаю блестящей победы, которую вы одержали, изгнав захватчиков из вашей страны и разгромив нацистскую тиранию…» Но Черчилль, будучи сторонником прогрессивно-демократического плана покойного Рузвельта, добавил к общим поздравительным фразам и более конкретную фразу: «Я твердо верю, что от дружбы и взаимопонимания между русскими и британскими народами зависит будущее человечества. Мы теперь в лояльной дружбе, и симпатии могли бы дальше идти под ярким солнцем победоносного мира».

Да, Черчилль надеялся на благоприятное развитие дальнейшего сотрудничества с СССР в мировом масштабе. Но консервативные круги Британии выбрали уже совершенно иную, противоположную линию поведения с СССР. Между прочим, потерявший пост Черчилль по своим убеждениям тоже был в значительной мере консерватором, но консерватором с демократическими, более передовыми проблесками в оценках перспектив. Однако, поддавшись внутреннему устоявшемуся предубеждению в отношении России, сформировавшемуся с середины 20-х годов, учитывая более тесные британо-американские геополитические интересы, и Черчилль под давлением трумэновской реакционной дипломатии отказался наследовать идеи Рузвельта и изменил взгляд на Россию — это следует из его Фултоновской речи, к которой мы еще вернемся.

Да, восторгов и поздравлений в адрес Сталина и советского народа весной и летом 1945 года было много, однако свое военное величие СССР не мог подкрепить достаточным экономико-технологическим потенциалом, соответствующим прогрессивным западным достижениям. И причиной тому были огромные людские и материальные потери в войне, колоссальная разруха, требующая очередного титанического напряжения всего народа, наконец — технологическая отсталость страны. Что касается технологии, то СССР наращивал вооруженную мощь за счет расширения и неимоверно интенсивной эксплуатации старых технологий. В этом заключалась парадоксальность величия Страны Советов в глазах западных социалистов-экспертов: имея на тот момент самую большую и технически вооруженную армию мира, Сталин и правительство имели в своем распоряжении разоренную, голодную страну, полузадушенную сетью гулаговских лагерей.

Вот с какими политическими и экономическими «картами» на руках Сталин со своими советниками вынужден был раскладывать пасьянс на дорогу в будущее. Положение спасало то, что на экономическое возрождение и развитие было обращено внимание еще в первый период войны, и для разработки этого перспективного плана привлечены талантливые ученые-экономисты и практики, руководители из различных наркоматов. В декабре 1941 года в Москве побывал министр иностранных дел Англии А. Идеи, которого в общих чертах ознакомили с этим планом, намеком давая понять, что при всем катастрофическом положении на фронтах, при всех ужасающих людских и материальных потерях СССР, тем не менее, думает о хозяйственном послевоенном развитии. А раз так — значит, Сталин, его полководцы и советский народ уже считают себя победителями в ужасной бойне века, хотя немцы только недавно с огромным напряжением сил были отогнаны от стен Москвы. Вернувшись в Лондон, Идеи писал, что «поражен глубиной и масштабностью проработки этих вопросов советской стороной». Речь шла о плане экономического развития СССР.

Но для осуществления экономического плана (как всегда при Советах — гигантского) необходимо было прежде всего после победы добиться для СССР прочного международного положения и создать так называемый пояс безопасности. Это и стало основой сталинской стратегии в переговорах с союзниками в 1943 году. Тому подтверждением является редкий документ для внутреннего пользования из аппарата НКВД СССР. Это — разработка крупного советского дипломата И. М. Майского, представленная 10 января 1944 года наркому иностранных дел В. М. Молотову. (Сам документ ныне хранится в Архиве внешней политики Российской Федерации — АВП РФ).