Беллинсгаузен - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Федоровский cтр.№ 15

Ох и крутил, вязал петли князь Белосельский, словесами туманными козырял перед малоумственной монархиней, но и та суть уловила. Вместо академии в Петербурге и Навигацкой школы в Москве приказала новое учреждение основать и выпускать оттуда мичманов полноценных, то есть в офицерском звании.

По указу 1752 года академию преобразовали в Морской шляхетский корпус. Учебные и жилые помещения были расширены вдвое и улучшены. Всю заботу по организации нового учебного заведения императрица возложила на Алексея Ивановича Нагаева, умного моряка, гидрографа, капитана I ранга. А в сотрудники дала Григория Спиридова, Харитона Лаптева, Ивана Голенищева-Кутузова, Егора Ирецкого. Но их часто отрывали от Корпуса для других неотложных дел, так что трудились они на поприще воспитания как бы по совместительству.

Фабиан Беллинсгаузен как-то подсчитал, что со смерти Петра и до дочернего указа было произведено в мичманы немногим более пятисот человек, были годы, когда вообще выпусков не производилось. Россию как будто на истяг испытывали, и тем не менее выдавала она вполне достойных флотских — того же Харитона Лаптева, с великими мучениями описавшего северные берега Сибири, или подштурмана Семена Челюскина, чьё имя увековечилось на самом северном мысу Азии.

Всех воспитанников разделили на три класса. В первом занимались 120 гардемарин, во втором — 120 кадет, «состоящих в науках выше тригонометрии», в третьем — самые младшие, «достигшие тригонометрии и ниже». Жалованье в год было назначено «не хлеще спартанского», но никак не нищенское. Гардемарину полагалось 30 рублей, кадету 2-го класса — 24, 3-го класса — 18 рублей. Две трети вычиталось на мундир, треть — на бельё, обувь, починку.

Обмундирование состояло из кафтана с белым воротником и обшлагами и штанов зелёных, камзола белого сукна же подбоем. Мундир давался на два года. Для повседневной носки полагались сюртуки из зелёного ординарного солдатского сукна. Форма первоклассников отличалась от других позументами на обшлагах. Сержанты, каптенармусы, подпрапорщики, фурьеры и капралы носили больше позументов в отличие от рядовых.

Гардемарины высылались для практики в море. Из второго класса набирались команды для морской артиллерии в качестве констапельских учеников.

Морские чины для обучения брались «сверх флотского комплекта с довольным в науках искусством». Во главу Корпуса назначался капитан I ранга. В каждой роте состояли капитан III ранга, капитан-лейтенант, лейтенант и унтер-лейтенант, один из них должен быть артиллеристом, «совершенно знающим артиллерию и фортификацию». Кроме того, каждой роте надлежало иметь прапорщика из кадетских унтер-офицеров и адъютанта. Лучшим обучавшимся высшим наукам кадетам присваивались сержантские, капральские и фурьерские звания, которым шло прибавочное жалованье.

Всех гардемарин и кадет снабдили ружьями и амуницией, выделив некоторую сумму на их ремонт, а также на знамёна, барабаны, кроме литавр и музыкальных инструментов.

На два рода разделили корпусной караул. В классах караул держали гардемарины и кадеты, на дворе и вокруг — солдаты морской команды.

На пищу было определено по 30 рублей на воспитанника. В море они получали по полторы порции — «для приохочивания к службе».

Распорядок же оставался суровый, для неженок не приспособленный. Будили барабанным боем. Потом шла умывка, одевка, фронт. Дежурный офицер осматривал, чисты ли руки и уши. Дневальный выдавал по серой булке в фунт весом, с нею убегали в умывальню, где стояли чаны со сбитнем. Каждый получал по кружке и уминал завтрак здесь же. С восьми до полудня в классах одолевали трудные предметы — морские науки, иностранные языки, математику, геометрию, тригонометрию, с двенадцати до часу маршировали по плацу, обедали щами с говядиной и кашей, а с трёх до шести пополудни осваивали более лёгкие дисциплины — словесность, Закон Божий, всеобщую историю, географию. В шесть опять получали по булке и принимались за подготовку к урокам. В ужин подавались те же щи, каша «со шпорами» — ячменная, дурной очистки, отчего она царапала горло. Тот, кто дежурному по какой-либо причине попадался на глаз, лишался булки, а то и горячего. А уж в субботу после молебна устраивали порку всем, кто умудрился за неделю проштрафиться.

При Петре III Сухопутный, Артиллерийский и Морской корпуса слили было в единый, но несуразность эту отменила Екатерина II вскоре после переворота.

Директором она назначила одного из первых питомцев старой Морской академии Ивана Логиновича Голенищева-Кутузова. В сердцах высказанные императрицей слова на манёврах Балтийского флота о том, что «у нас в излишестве кораблей и людей, но мы не имеем ни флота, ни моряков», больно задели Кутузова, и на первых порах он рьяно взялся за Морской корпус. Он настоял на расширении штата преподавателей и увеличении уроков иностранных языков, восстановил геодезический класс, добился новых ассигнований на питание и одежду кадет.

Однако возникший на Васильевском острове чудовищный пожар дотла сжёг и здание кадетского корпуса. Его пришлось перемещать в Кронштадт, в так называемый Итальянский дворец, для учебного заведения мало приспособленный.

«На что в России не взгляни, всё его началом имеет, и что бы впредь не делалось — от сего источника черпать будут», — говорилось о Петре Великом и его трудах.

Если подходить к Петербургу с моря, то первым на этом пути встретится низменный, болотистый, часто скрытый туманом или дождём остров Котлин. От него до новой российской столицы ровно двадцать миль. Герб будущего Кронштадта представляет из себя средневековый щит, каким пользовались «немцы», то есть всякое иноземное воинство, «немтыри» — и шведы, и литва, и тевтоны, и вообще каждой твари по паре, охочие до русской земли. На синей половине щита на каменной кладке изображалась башня маяка с фонарём, на первой — красной — над барашками волн кувшиноподобный котёл, который был в ходу у шведов в походе.

Рассказывали, что, когда к берегу острова подошла яхта Петра I в сопровождении галиота, шведские солдаты, варившие в котле уху, бросились в лодки и скрылись, не успев даже погасить костёр. Носком ботфорта царь придавил золу, заглянул в котёл, не поспела ли уха, выпрямился, посмотрел по сторонам и произнёс:

— Быть сему острову Котлином.

Он сразу оценил его стратегическое значение на подступах к городу в устье Невы, начертал план крепости и послал Меншикову с приказом строить немедля.

После этого случая ни один неприятель не ступал на Котлин, окромя пленных.

Осенью же 1703 года солдаты полков Фёдора Толбухина и Петра Островского из огромных дерев начали рубить ряжи, тесать брёвна, собирать срубы, набивать их камнями и опускать в воду. На этом фундаменте возвели трёхъярусную круглую башню, откуда далеко было видно окрест. Голодали люди, дохли лошади, свирепый ветер сёк лица, мороз перехватывал дыхание, а Меншиков, зная крутой нрав царский, горбатился сам, людей загонял. Чувствовал он, что царь не из капризной дури спешить велел. Пётр хотел создать форт в глубокой тайне от шведов.