Фридрих Вильгельм I - читать онлайн книгу. Автор: Вольфганг Фенор cтр.№ 77

Вскоре Эккарт перестал сдерживать высокомерие и, вооружившись скопидомской философией короля, начал выдавать себя за его ближайшего советника и доверенное лицо. Со временем он превратился в настоящее бедствие. Обер-президенты Померании и Восточной Пруссии протестовали против наглого поведения Эккарта. В народе он получил клички «господин каминный советник» и «господин хапуга». Но ничего не помогало: доверие короля к шарлатану было непоколебимо, хотя горький опыт собственной доверчивости у короля имелся. В 1717 г. венгр по фамилии Климент убедил короля-солдата в том, что его хотят убить заговорщики императорского двора. Фридрих Вильгельм спал с пистолетом под подушкой несколько лет. Подозрительность его доходила до умоисступления. Только в 1720 г. князь Леопольд сумел доказать королю лживость утверждения Климента от начала до конца. И все же король опять оказывал безграничное доверие человеку, его не заслуживающему. Он упорно считал: аристократия просто завидует self-made man, ^[42] человеку из народа. Правда, он писал Эккарту: «Будь честен, поступай как должно, а также не забирай чересчур много излишков». Но Эккарт над этим письмом только посмеялся. Уж он-то видел короля насквозь и чувствовал глубинную суть своего задания: распространять по отдаленным палатам и канцеляриям прусского государства дух того самого «выжимания излишков». Чересчур много, считал Эккарт, повредить не может. И в конце концов королю пришлось плюнуть даже на самые справедливые жалобы. (Лишь сын короля, Фридрих Великий, в 1740 г. снял Эккарта со всех постов и выслал из страны.)

Но несмотря на промахи Фридриха Вильгельма, последовательность хозяйственной политики все же позволяла ему ежегодно повышать доходность доменов на 100 000 талеров, а в конечном счете доходы достигли уровня 4,5 миллиона талеров в год. Это составляло около 60 процентов государственного дохода. Другие 40 процентов (примерно 3 миллиона талеров) король получал благодаря налогам на предметы потребления, так называемому «акцизу», которым облагались у городских ворот товары всех видов.

Но и здесь он подал личный пример. Уже через несколько недель своего правления, 20 мая 1713 г., он приказал взимать у городских ворот обычные налоги на все товары и продукты, потребляемые в королевских дворцах Берлина и Потсдама. То есть особых налоговых льгот для семьи монарха больше не было. Каждая королевская телега с продуктами в воротах проверялась, а «контрабандные» товары могли быть конфискованы без всякого снисхождения.

Значение при этом имели не только налоги, сами по себе весьма существенные для горожан, но и то, как они взимались. Каждый человек, проходящий через городские ворота, подвергался строгому осмотру и обязывался предъявить все наличные деньги. На это тратились и нервы, и время — манеры акцизных чиновников оставляли желать лучшего. Все ломовые телеги останавливали, их содержимое основательно проверяли. При этом не помогали никакие просьбы и жалобы: каждый ящик, корзина, тюк вскрывался или опечатывался. Затем вещи перевозили на тачках грубиянов полицейских к городскому складу, где такие же грубияны подвергали приезжего обстоятельным «откуда-куда», а под конец нехотя разрешали ему оформить уплату «акциза».

Впрочем, все это еще куда ни шло. В конце концов подобные процедуры проводились у всех городских ворот и на всех границах «Священной Римской империи германской нации». Но и внутри городов ремесленники и купцы не чувствовали себя в безопасности. Каждую неделю акцизные чиновники внимательно исследовали запасы в подвалах мясников и на складах пекарей — они искали следы контрабанды. А мельников, имевших запасы муки, обыскивали практически ежедневно, хотя вряд ли это было нужно, ведь без обязательной регистрации через городские ворота никто не мог ни войти, ни выйти. Переписывались быки и лошади, запряженные в крестьянские телеги, дабы ни одно животное, не обложенное «акцизом», не осталось внутри городских стен. Бюргеры постоянно жаловались на невыносимые придирки налоговых чиновников, но ни у кого не хватило бы мужества поговорить об этом с королем. Подкупы «акцизных» помогали мало. Король-солдат достаточно часто переводил чиновников и писарей налоговой службы от одних ворот к другим и из города в город: «мошенничество и кумовство» следовало лишать почвы заранее.

Берлин страдал от контрольной системы Фридриха Вильгельма больше, чем остальные города. За период с 1730 по 1738 г. здесь была выстроена стена высотой в шесть метров. Она проходила западнее Шпрее между районами Унтербаум и Обербаум, а затем соединяла Бранденбургские ворота с воротами на дорогах, ведущих в Потсдам, Галле, Котбус, Кепеник и в Силезию. По мнению короля, «берлинская стена» предотвращала, во-первых, контрабандный ввоз товаров в город, а во-вторых, дезертирство солдат из города.

Чем тверже и упрямее проводил Фридрих Вильгельм ненавистную акцизную политику, тем лучше сказывалась она на государственном бюджете. В Кёнигсберге акцизные сборы выросли с 1728 по 1738 г. на 40 000, а в Берлине за то же время на 84 000 талеров. В 1724 г. общие поступления в государственный бюджет от акцизных сборов, речных и пограничных таможен составили 2 миллиона талеров. Через несколько лет они достигли 3 миллионов, то есть увеличились на пятьдесят процентов. Проклятое «взимание излишков» оправдывало себя и здесь.

Взимание акцизных сборов (или освобождение от них) являлось составной частью политики меркантилизма, господствовавшей тогда почти во всей Европе. Принцип меркантилизма заключался в поощрении развития собственного хозяйства и в посильном ограничении импорта. То есть проводилась политика, противоположная экономике со свободной торговлей; в современной терминологии ее можно было бы назвать политикой автаркии. Ничего другого слаборазвитая Пруссия не могла себе позволить, не подвергаясь опасности утратить государственную независимость (в те времена по пути свободной торговли могли пойти лишь Англия и Голландия, два государства с огромными флотами, колониальными богатствами и капиталами). Вопрос теперь заключался в следующем: развивать ли собственное промышленное производство, а затем, по мере удовлетворения внутренних потребностей, ограничивать ввоз иностранных товаров, либо, наоборот, начинать государственное развитие с подавления импорта, заставив население удовлетворять свои потребности собственным трудом.

Король-солдат долго колебался, делая выбор между двумя направлениями меркантилизма. Наконец он выбрал второй путь и теперь, в соответствии со своим характером, осуществлял этот план твердо и последовательно.

Тем самым он выбрал более трудный, но и более перспективный путь развития: экономическая политика была одновременно и педагогической. Фридрих Вильгельма I предложил своим подданным — каких бы денег это ни стоило! — путь самостоятельного развития и превращения в самостоятельную нацию, в нацию самостоятельных производителей. Неустанно требуя от Генерального управления создавать «как можно больше разного рода мануфактур по обработке шерсти, железа, дерева и кожи, каких еще нет в стране», он выражал главную цель развития национальной экономики: остановить проникновение в Пруссию качественных иностранных товаров, а тем самым стимулировать собственное производство вещей того же качества.