— Ну да, ты мне уже говорил, что Дьявол на такой вызов не явится. Ясное дело — не явится. Это каждый знает. — Старик говорил ровно, тихо, только частил немного, словно торопился куда-то, или слова его начали звучать в одном ритме с сердцем. — Это тебе кто сказал?
— Ну… — Иван пожал плечами. — Все знают…
— Все. — Старик даже засмеялся, в его горле что-то задребезжало и затихло. — Так говорят. Но есть… есть обряд… старинный обряд вызова. Сам Дьявол не сможет воспротивиться этому призыву, обязательно придет. Если все сделать правильно… Правильно…
По телу ребенка ползали мухи. Вельзевула называют Повелителем мух, подумал Иван. Это он сейчас прислал их, чтобы все разведать и сообщить Хозяину. Доложить, как готовился обряд, и что пошло не так.
Ведь Дьявол так и не явился. Есть только мертвый ребенок, выпотрошенный и разрезанный на куски, и есть его мать, которая убила своего ребенка.
Тошнота все-таки подкатила к горлу Ивана, он сглотнул горечь и попытался отогнать черноту, которая клубилась по углам сарая, норовя заполнить все помещение.
И весь мир, наверное, если Иван не возьмет себя в руки.
— Дура, — сказал Крыс. — Дура.
И опять никакого выражения не было в его голосе, просто констатировал старик некий факт. Ставил в известность окружающих. И, наверное, напоминал женщине, сидевшей на полу, что говорил ей это уже и раньше.
Предавшаяся открыла глаза, огоньки отразились в них, на мгновение Ивану показалось, что глаза светятся красным. Показалось.
— Он не пришел… — прошептала одними губами Анна. — Я все сделала, а он… Он должен был…
— Дура, — повторил Крыс. — Для обряда нужен некрещеный младенец. Ты же наверняка это читала — некрещеный. Мать должна принести в жертву своего ребенка до того, как его окрестят. А первое, что мы делаем после родов, — крестим детей. Ты не знала?
Гримаса боли исказила лицо женщины, превратив его в застывшую маску.
— Ты забыла, — сказал Крыс. — Тебе так хотелось отомстить за мужа, что ты забыла? Или ты хотела убить ребенка для того, чтобы не отдать в наши руки? Тварь.
И снова фраза прозвучала как констатация. Тварь.
А как еще назвать ее? Убийца? Так это — не убийство.
Это…
Иван попытался придумать этому название и не смог. Он вообще не мог думать, просто смотрел на запекшиеся, потрескавшиеся губы предавшейся, на капли крови, вытекающие из трещин на ее нижней губе.
Черно-алые бусинки.
Будто она только что пила кровь.
Правая рука предавшейся шевельнулась.
Нож, сообразил Иван. Она пытается взять нож, который лежит возле ее правого бедра. Обычный нож с деревянной ручкой. Старый, источенный.
Пальцы слепо шарят по полу, наталкиваются на нож, но не чувствуют его. Пробегают мимо.
— Я… — прошептала женщина так тихо, что Иван не услышал, а, скорее, угадал слова. — Я все сделала. Я устала… хочу уснуть… Отпусти меня…
Женщина вздохнула и добавила: «Папа…»
Иван отвернулся к стене. Он хотел уйти, но боялся, что ноги откажутся ему служить.
— Ты иди, — тихо сказал Крыс и тронул Ивана за плечо. — Я… Я…
Иван почувствовал, как старик вынимает пистолет из кармана куртки Инквизитора, но даже не попытался его остановить.
— Иди, — повторил Крыс.
Иван медленно, словно слепой, вышел из сарая и сел на корточки, съехав спиной по стене. Сжал виски руками.
«Как же они будут любить?» — сказала Катерина вчера. Как же они будут любить? Они научились ненавидеть. Этому они научились, пробормотал Иван.
— Александров! Александров! — Только почувствовав сильный толчок в грудь, Иван поднял голову.
Над ним стоял майор. За спиной Зайцева маячил радист, два солдата с автоматами наперевес — Иван даже немного удивился, увидев, что у обоих примкнуты штык-ножи, — и Тепа.
— Что тут происходит? — спросил Зайцев.
— Тут? Тут… — Иван помотал головой. — Не знаю… Хреново тут… Я…
В сарае грохнул выстрел.
Майор бросился вовнутрь, но через несколько секунд вышел. Повесил автомат на плечо, достал из кармана сигареты и закурил.
Тепа пошел к двери, но Иван, встав, толкнул его ладонью.
— Не нужно, — сказал Иван.
— Не нужно, — подтвердил майор.
Тепа посмотрел им в лица, перевел взгляд на дверь сарая и отошел в сторону.
— Выйдите на улицу, — между глубокими затяжками приказал майор солдатам, и те ушли. — Значит, ты ее вчера пожалел? — тихо спросил майор Ивана. — Значит, человека пожалел?
Иван не ответил.
— А если бы я там, возле сарая, не промазал, то эта тварь стояла бы у столба целый день и не смогла бы ночью… Были бы живы ребята в больнице, сестра… И ребенок был бы жив… Не очень дорого за пять минут гуманизма? — Майор прикурил новую сигарету от окурка и снова затянулся. — Так ведь даже эта… Даже эта мать была бы жива. Тебе нужно было всего-навсего заткнуть свое мнение поглубже в задницу… Всего лишь…
Из сарая медленно вышел Крыс.
— Майор… — сказал Крыс. — Возьми мужиков — не солдатиков, а моих мужиков возьми, проедь по адресам тех… женщин, что скоро будут рожать. Их шесть. Вот всех собери, загрузи в автобус и отвези в интернат.
— Но…
— Я сказал — в интернат! — повысил голос Крыс. — Чтобы через полчаса автобус был перед домом, я сам с ними поеду. Пока будете передвигаться по деревне, каждой приставь по два человека и скажи, чтобы стреляли в любого, кто попытается… В любого.
Майор торопливо вышел со двора, солдаты и Тепа — следом.
Крыс все еще держал пистолет в руке, спохватился, посмотрел на него и спрятал в карман. Потер ладонь о куртку. Глянул на нее и снова потер. С силой, будто и вправду выпачкал руку в чем-то липком.
— Слышь, Свенсон! — Крыс огляделся в поисках Администратора, продолжая тереть ладонь о ткань. — Свенсон!
— Да? — Свенсон подошел.
— Ваши врачи ее осматривали вчера? — спросил Крыс.
— Да, — кивнул Свенсон.
— У нее было кровотечение?
— Да, не могли остановить. Она потеряла много крови, ее вообще хотели оставить в клинике, но она настояла… — Свенсон оглянулся на Младшего администратора, словно ища поддержки. — И мы решили…
Младший администратор кивнул.
— Значит, много крови потеряла… — протянул Крыс, спрятав руки в карманы куртки. — Слышишь, Александров?
— Слышу.
— Что думаешь по этому поводу?
— Пять километров отсюда до Нового Иерусалима, пять — обратно. Многовато.