В пристройке горел свет. Печка давно остыла, и в комнате было немногим теплее, нежели в гараже. Слышался раскатистый храп Сапога, который развалился на тахте в форме морской звезды.
Керосин разочарованно качнул вихрастой головой, увидев обломки своего костыля… Бедная деревяшка, последний месяц она так поддерживала его…
Осматриваясь, наркоман наконец увидел Сашу и, довольно хрюкнув, двинулся к неподвижно лежащей девочке.
Он полз, не обращая внимания на впивающиеся в ладони осколки стекла и занозы. Он полз, пытаясь упорно не замечать, как кровь капля за каплей вытекает из его искромсанных запястий. Он полз, едва соображая, каким образом он, сам качающийся от дуновения легкого ветерка и едва передвигающийся на четвереньках, сумеет забрать отсюда девочек, особенно ту, что постарше. Он полз, стараясь не думать о том, что с ним сделает Сапог, если внезапно проснется и обнаружит, что он освободился от изоленты.
Все, что видел и о чем думал Керосин, – маленькая девочка на полу с задравшейся на спине маечкой. Маечка была заляпана чем-то красным, и наркоман почему-то подумал о томатном соке, хотя вроде бы никакого сока на кабельном барабане, используемом вместо стола, не было и в помине.
Наконец костлявые пальцы его здоровой руки коснулись голой ножки Саши. Она была теплой, и губы Керосина раздвинулись в широкой улыбке.
«Жива».
Он поднял голову, озадаченно глядя на ступеньки.
Судя по всему, старшая сестра этой крохи там, с Лехой. И даже если он сумеет забраться наверх, вернуться обратно с сопротивляющейся взрослой девчонкой ему вряд ли удастся. Впрочем, девку можно оглушить…
«Ладно. Сначала – мелкая. Потом решим, как быть», – подумал Керосин.
Наркоман, словно клещами, обхватил пальцами щиколотку девочки и, развернувшись, медленно пополз обратно, с трудом таща ее за собой прямо по полу. Ослик Тим, которого так и не выпустила из рук Саша, волочился следом.
Оказавшись в гараже, Керосин перекатил бесчувственного ребенка на свою грязную куртку и с изнуренным видом уселся прямо на бетонный пол. Процесс перетаскивания девочки отнял у него последние силы.
Теперь он будет терпеливо ждать Пайка.
Это единственное, что оставалось в его положении.
* * *
Изношенный движок насквозь проржавевшего «УАЗа» натужно кашлял и стрелял выхлопами, отчего Ольге порою казалось, что потрепанный внедорожник советского производства вот-вот выблюет из своей утробы металлические внутренности – шестерни, свечи, обломки карбюратора, болты, пружины и прочее.
Метель шла на убыль, хоть и неохотно, продолжая изредка засыпать лобовое стекло серебристым крошевом, которое Ольга периодически смахивала «дворниками».
Топливный бак был заполнен примерно наполовину, но она нет-нет да поглядывала на дрожащую стрелку датчика. Денег на дозаправку у нее не было – кошелек с последними восьмистами рублями забрал Сергей. Ольга старалась не думать, если поиски затянутся и она внезапно встанет посреди пустынной трассы с пустым баком…
Где-то в глубине души женщина признавала, что без помощи посторонних шансы найти в эту мглистую ночь девочек практически равняются нулю. Много ли толку от того, что она разъезжает ночью на машине по вымершей трассе?! И спросить-то некого, может, кто и видел сестер?!
Но и сидеть сложа руки Ольга не могла.
Она съездила к школе в Каланчовке, где учились девочки, и оттуда поехала обратно по маршруту автобуса. Доехав до Согры, Ольга развернулась и снова направилась в сторону развилки.
«Они могли заблудиться и пойти в сторону Еросьино», – скользнула у нее мысль, когда она увидела ржавый обрубок – все, что осталось от указателя.
Поразмыслив немного, Ольга повернула автомобиль в сторону заброшенного поселка. Бледно-желтый конусообразный свет фар высвечивал свинцово-серую дорогу, сплошь заваленную грязным снегом. Слева – редкая лесополоса из скрюченных деревьев, напоминающих нескончаемую шеренгу тяжело больных солдат. Справа – бескрайнее, как океан, поле, на горизонте темнела узкая полоска леса.
Все это время из головы одинокой женщины не выходила эта странная семья, приехавшая якобы за детьми… Как их там, Уваровы? И если в глазах мужчины она успела разглядеть хоть какой-то проблеск теплоты и внимания к маленькому Диме, то его супруга, казалось, очутилась здесь совсем случайно.
«Не нужны они вам, – с неожиданным ожесточением подумала Ольга. – Были бы нужны – вы подняли бы на уши всю Согру, а то и Агарьевский район!»
– Бог с вами. Только бы девочки были живы, – шептали ее губы. – Господи, спаси и помоги…
* * *
Марина медленно убрала волосы с лица. Перед глазами, расплываясь и плавно взмывая вверх, в разные стороны растекались изумрудные шары, контуры которых искрились бенгальскими огоньками. Нещадно болела распухшая скула, куда приложился увесистый кулак этого подонка, что сейчас, посапывая, лежал рядом. От него несло густой кисловато-прелой вонью несвежего тела, перегара и лука.
Но еще сильнее болело внутри. Болело так, что на глазах выступали предательские слезы, а она ненавидела плакать. Жизнь слишком коротка и жестока, чтобы тратить на нее свои слезы. Где-то Марина прочитала, что при плаче и смехе выделяется одинаковое количество энергии. А значит, если вместо плача можно смеяться, зачем пускать слезы?!
Но смеяться сейчас почему-то не хотелось.
«Сашок», – пронеслась тревожная мысль в закоулках мозга. Жуткая и бесформенная, как летучая мышь, хлопая своими кожисто-перепончатыми крыльями.
Марина попыталась встать, но жилистая, покрытая твердыми мозолями рука больно схватила ее за предплечье.
– Спи, – сонно приказал Леха, зевнув. – Будешь рядом. Пока я, типа, не разрешу.
– Мне надо. В туалет, – разлепила губы Марины.
– Здесь нет сортира. Все дела на улице, – пояснил Леха, с наслаждением вытягиваясь. Он погладил теплое бедро девочки, и она вздрогнула, словно на нее заполз мохнатый паук.
– Че ты дергаешь? – усмехнулся Леха, рыгнув. – Я ведь с тобой еще мягонько… один раз тока приложил…
– Если вы меня не отпустите, тут будет лужа, – так же тихо предупредила Марина.
Леха сел на матрасе, подобрав грязное одеяло.
– Ладно, – «сжалился» он. – Одна нога там, другая здесь.
Марина вылезла из-под одеяла и, надев скомканную футболку, повернулась к мужчине. Несколько секунд они молча разглядывали друг друга, и в какое-то секундное мгновенье Лехе стало неуютно. Громадные, распахнутые глаза девчонки, не мигая, сверлили его пронизывающим взором, словно запоминая каждую морщинку, складочку и родинку его тела.
– Че пялишься? – злобно пролаял он, стыдясь собственного замешательства. – Быстро вниз! Поссышь и обратно!
Марина медленно направилась к выходу. Как была – в одной футболке. Разорванные трусики валялись беспомощным комочком у матраса.